Связаны

Глава 1

«Любовь к книгам – один из самых изысканных даров богов». Это, пожалуй, была одна из моих излюбленных фраз мира людей. Подходя к тончайшему стеклу, я невольно провёл по прохладной глади тонкими пальцами, любуясь нашим творением. И как столь беспомощные и хрупкие создания могли так отчаянно продолжать бороться за жизнь? Нет, я вовсе не презирал их. Более того, я был одним из тех, кто всегда восхищался ими.

Говорили, бессмертие – это дар, но я не соглашался. Когда твоей жизни ничего не угрожает, дни постепенно теряют свои краски, превращаясь в обыденность, и единственное, что оставалось с тобой в этом вечном круговороте жизни, так это скука. А вот дни людей были наполнены красками, всё имело гораздо большее значение. А всё потому, что они не знали, когда умрут. Они держались, ценили подаренную жизнь, потому что знали – она не вечна. Ведь разве вещи, которые остаются с тобой навсегда, имели бы большую ценность, чем те, что могли исчезнуть в любой момент?

Проводя время в пышно вычурной комнате с золотой оборкой вдоль краёв шершавых стен, я всё чаще сталкивался с одиночеством. Оно витало везде: в разливе тёмных вин с приятной горечью послевкусия, в золотых дверях, старательно украшенных самоцветами, и даже в каждом перстне, сверкавшем на моих пальцах. Единственное, что доставляло мне немалое удовольствие, были книги смертных. Нет, не подумайте, у богов тоже имелись книги. Когда я был совсем юнцом, я перечитал все легенды и мифы, упиваясь своей детской фантазией. Но книги смертных были чем-то иным, непохожим на наше. Хотя мои соратники со мной не соглашались. Они считали меня несколько странным, говоря, что моя слабость – люди. Как знать, может, именно поэтому я и направился в мир людей.

Я подготовился заранее, изучая различные детали и нюансы. Но должен был признать: чёткого плана у меня не было. Смертные были неидеальны. В каждом находилось хоть одно некое уродство. Поэтому в нашем мире людей считали скотом.

Единственное, что доставляло ценность человеческим жизням, была приятная возможность поиграть. Это была своеобразная шахматная доска между богами, а люди – пешки.

Я провёл по гладкой коже кончиками пальцев, создавая бугры в области правой щеки. Теперь некогда идеальное лицо уродовал малый шрам, покрытый твёрдой корочкой. Под глазами я изменил кожу на более тонкую, слегка синеватую. Гладкие каштановые волосы сделал более неровными, в некоторых местах – с секущимися концами. Теперь стрижка шла небрежной лесенкой, а самые длинные пряди доставали до основания плеч. Размеры тела тоже следовало уменьшить – это была одна из самых явных отличий между нами. С презрением я пробежался глазами по своей испорченной физиономии. Кажется, я добился нужного результата.