Сын евнуха

Сын евнуха

Елена Свительская

 

Сын евнуха

Хочешь тронуть розу - рук иссечь не бойся,
Хочешь пить - с похмелья хворым слечь не бойся.
А любви прекрасной, трепетной и страстной
Хочешь - понапрасну сердце сжечь не бойся!

Омар Хайям

 

     Открыв глаза, он увидел тигра, стоящего возле неё. Он уснул у берега, а она и огромный хищник были в стороне – так сразу и не добежит, не дотянется, даже вытянувшись изо всех сил. Тигр тянулся к руке, которой молодая женщина пыталась заслониться, а она была слишком неподвижной из-за своего живота.

     Сердце его застыло.

     «Как же я мог заснуть и пропустить?..»

     А тигр сделал ещё шаг, оказавшись почти уже у её руки. От ужаса крик застыл в глотке смотревшего.

     «Почему же эта тварь не подошла сначала ко мне?! – подумал он с отчаянием. – Это моя кара за то, что я дерзнул взять то, что мне не принадлежит?»

     Сердце с трудом пропустило очередной удар, позволяя ему дальше жить, но огромный тигр уже добрался до неё, до руки хрупкой девушки с большим животом дотянулся.

     «Если бы я знал, что всё так обернётся, я бы никогда к ней не подошёл во дворце!»

     И только с опозданием, когда морда тигра уже оказалось около её руки, вспомнил, что можно было схватить что-то и метнуть в хищника. И всё же попытался сесть и нащупать, что лежало под рукой.

     «Пусть уж лучше тигр меня разорвёт!»

     Только ветка тонкая и лёгкая пролетела недалеко. А тигр…

***

     Он стоял за пологом, преграждавшим проход в одно из дворцовых помещений второго этажа. Молодой мужчина, высокий, статный. На теле ярко-оранжевый наряд – платье пониже колен, расширяющийся подол, да узкие штаны почти ему в тон, до щиколоток, почти до остроносых туфель. Волосы, густые, чёрные, заплетены в косу, коса стекает за широкую спину. Голова прикрыта дымчатой, полупрозрачной оранжевой шалью в ромбах, отделанных цветной тесьмой. Глаза, светло-карие, усталые, жирно обведены чёрной краской, губы сердито поджаты, яркие, накрашенные. По лбу свисает подвеска из золота, с редкими вкраплениями полудрагоценных камней. На шее тяжёлое широкое ожерелье из золота и многочисленных рубинов и брильянтов – награда за услугу одной любезной госпоже. На руках замерли узкие и широкие браслеты, стеклянные, золотые, серебряные. На левой ноге два золотых браслета с драгоценными камнями – подарок той дурочки, в прошлом месяце умолявшей помочь в неслыханной дерзости.

     Он стоял, прячась, смотрел то на стражников, проходящих снизу, за стеной здания, то на небо. Он то роптал на бога, то молил его о снисхождении – о смерти.

     Этот день был ничем не примечателен для всех. Обычный день из жизни гарема, не отмеченный ни казнями, ни наказаниями, ни раскрытием или проявлением каких-либо интриг королевских жён, наложниц или вельмож, родственников нынешнего султана. К нынешнему султану, впрочем, этот день тоже никакого отношения ни имел. Даже к жизни его великих и уважаемых предков. Это был самый проклятый день на свете. Самый ужасный день в его жизни. Это был тот самый день, когда двадцать семь лет назад он появился на свет...

     Мужчина проводил взглядом стайку смеющихся служанок – те на миг вырвались из-под строгих взглядов своих госпожей и сейчас, обсуждая что-то тихо-тихо, громко смеялись, шутили. Он перевёл взгляд на воинов-мужчин, идущих за стеной – со второго этажа он мог видеть их. Их высокие фигуры, плечистые, мускулистые, копья или мечи в их руках. И, хотя были одеты они просто, чёрная одежда, да немного оранжево-красных лент на ней, да на головных уборах, зато они имели возможность носить оружие. И... они были мужчинами.

     Молодой евнух тяжело вздохнул. Он был никем. Разве что станет личным прислужником какой-нибудь яркой госпожи или присоединится к львиной стае закулисных умельцев, сплетающих яркие нити интриг, тонких, средних и прочных, из силков которых ни одна жертва не вырвется, не уйдёт. Евнухи... по законам империи они приравнивались к женщинам. Но женщины хотя бы могли рожать детей. Евнухи могли только смотреть на чужих. Им о ночи-то с женщиной мечтать было не дано, не то что там о детях, о семье!

     По саду у здания, с внутренней стороны, со смехом промчался мальчишка – сын какой-то из наложниц султана, а может – слуги кого-то из его родни. За мальчишкой со смехом бежали две служанки. Ребёнок ни о чём особенном не думал: он просто убежал и наслаждался свободой, а девушки-служанки могли хотя бы временно посмеяться, да развеяться, подхватив подолы и бегая за ним.

     Ребёнок... а ведь и он когда-то бегал ребёнком вне стен проклятого дворца, тигриного логова и змеиных нор... он ничего не знал, он не думал о будущем... кажется, там были горы... и лес... деревня в горах... ему было пять или семь, когда на их деревню напало чьё-то войско... молодую мать забрали в рабыни – служить в гареме – и она там где-то сгинула. Отца убили, а его... его искалечили навек, лишив права называться мужчиной и возможности продолжить свой род.

    «О, Аллах! - взмолился евнух. - Ты или пошли мне раннюю кончину, либо хоть какую-то радость для жизни моей подари! Я понимаю, что обычного семейного счастья не видать мне. И что в воины меня не возьмут, даже в охранники гарема – вроде как стар я уже учиться, даже для личной гаремной охраны. Но хоть что-то! Хоть какую-нибудь радость покажи мне! Хоть на мгновение! Моя жизнь как бездна ада. Я не просил тебя ни о чём... но сейчас снова год прошёл... очередной год с того проклятого момента, как я появился на свет. Подари мне хоть какую-то радость, о милостивый Аллах! Мне мучительно так жить! Я боюсь, что дерзну удавиться или выпью кипятка сам, не дожидаясь награды за какой-нибудь проступок»



Отредактировано: 18.07.2020