Сын тирана

Сын тирана

Эй, жители неба,
Кто на дне ещё не был?
Не пройдя преисподней,
Вам не выстроить рай.
(Кипелов «Путь наверх»).

ЧАСТЬ 1. ВОПРЕКИ СТРАХУ

Амари мало что помнил из раннего детства, и тем более не мог вспомнить, когда успел всей душой привязаться к маленькому комочку жизни - своему младшему братишке. Няня называла малыша Соликом, и Амари повторял за ней, не задумываясь, что значит это слово. А задумался уже в сознательном возрасте, посыпая солью завтрак.
Амари было уже четыре года, Солику – два, и он, сидя рядом, учился есть самостоятельно. Смешно было наблюдать, как братик неумело орудует ложкой, зажимая её в кулачке. Няня сидела поодаль, тоже завтракая и зорко следя за детьми. Халатность ей никто бы не простил: как-никак, присматривает за принцами. Без дела женщина не вмешивалась: как только Амари подрос, он тут же вызвался взять на себя заботу о младшем. И сам всему учил братишку.
В этой просторной детской, наполненной светом и игрушками, у мальчиков был свой маленький мирок. Можно было играть практически во всё: прятки, кареты-машинки, развивающие игры. Вот только снаружи притаилась опасность, нависла душным облаком и ждала момента, когда дети рискнут выйти. Солик этого ещё не понимал, а вот Амари наоборот, понимал слишком отчётливо. Даже простой путь вниз по лестницам и через холл мог обернуться скандалом, который начнётся со страшного, басовитого голоса отца. И даже няня не посмеет вмешаться в «воспитательный процесс», когда король захочет оттаскать старшего сына за волосы – просто потому, что Его Величеству что-то не понравилось. Частенько можно было услышать неподалёку свист хлыста и стоны боли, а в иные дни шум стоял на улице, и няня не пускала детей к окнам.
Амари потёр глаза кулаком. Всё-таки мир был непонятной штукой, и хотелось знать больше, но в ответ на некоторые вопросы няня, слуги и матушка отмалчивались. Мальчик взглянул на женщину: может, сейчас ответит?
- Няня… а почему братика назвали в честь соли?
Солик поднял голову, забыв убрать ложку изо рта. Женщина подозрительно долго жевала перед ответом, но Амари был терпелив: воспитание не проходило даром.
- Ваша матушка так пожелала, Ваше Высочество. Только не спрашивайте её об этом, подобные вопросы ей не понравятся. И вообще, доедайте-ка скорее, не то остынет.
- Нат-я… лиди, - путаясь, проговорил братишка и снова зачерпнул кашу.
- Что? – Переспросил Амари.
- Моё имя.
Нянюшка только вздохнула, когда старший принц заинтересовался ответом младшего.
- Официально его зовут Натрияхлоридий, - пояснила она, собираясь поскорее отделаться от вопросов. Видимо, ей не нравилась тема. – По-научному так называется соль. Но имя слишком длинное, не находите?
Амари покивал, но забыть новое слово долго не мог: даже потрудился записать в тетради. С первого раза не вышло, и втянутой в неприятную тему няне волей-неволей пришлось помогать. И уже второй или третий раз она взяла с принца обещание не говорить об имени с матушкой.
Можно было догадаться, почему няня так настаивала на своём. Матушка – королева Эрменгарда - не любила Солика, и когда встречала няню с детьми или входила в детскую, ласки доставались только Амари. Младший каждый раз настойчиво лез к королеве, и недовольно хныкал, а иногда и открыто ревел, когда матушка его отпихивала, или оттаскивала няня. А потом долго дулся на весь мир. На однажды заданный вопрос, за что матушка так с братишкой, королева передёрнула плечами.
- Не спрашивай глупостей. Ты наследник, надежда страны. А он всю жизнь будет просто принцем. Считай его своим подданным, с него хватит. Мне нравится, что ты его любишь, но у меня к нему таких чувств нет.
Что до слуг, они относились с почтением ко всей королевской семье, а отец… он вообще никого не любил. Город же оставался недоступен для принцев – они могли гулять лишь на территориях родного дворца и летней резиденции. Амари было объяснено, что это ради их безопасности.

***

Время шло, мальчики подрастали и понимали всё больше. Король – Филипп I - был тираном, и находил развлечение в людских страданиях. Он часто устраивал казни на площади перед дворцом, мог высечь на месте провинившегося слугу или зажать в углу симпатичную служанку. Для него не существовало границ, обыкновенно сдерживающих добропорядочных людей. Но как бы мерзко ни было смотреть на перебравшего с алкоголем или открыто флиртующего короля, высказываться не смел никто. Филипп I держал страну в железном кулаке благодаря рыцарям, связанным вассальной клятвой, и его гнева боялись даже в отдалённых уголках Цароса.
К счастью для обитателей дворца, король частенько отлучался - порой на несколько недель – «погостить» у наместников. Тогда все вздыхали свободней – всё же королева, несмотря на стальной характер, была не в пример мягче своего супруга. Во время отъездов Филиппа она позволяла себе устраивать балы, частенько Амари становился центром внимания приглашённых особ – богатых дам и свободных от «внимания» монарха наместников. И все твердили ему: ты надежда страны, не будь похож на отца. Кругом нищета и разруха, и под силу всё исправить только доброму и мудрому правителю.
Даже в свои девять Амари мало понимал, чего от него хотят: он не видел вживую бедственного положения страны. А Солик в это время сидел взаперти и пытался, как учил его брат, видеть хорошее даже в такой ситуации. Амари помогал ему: потихоньку уносил с праздника сладости и отдавал братишке.

Осень вступала в свои права. Листва сменяла краски, и город за узорчатыми воротами будто приготовился к празднику. Но насколько хорошо и свежо было на улице после душного лета, настолько тяжёлая и мрачная атмосфера царила с утра во дворце.
С нижних этажей доносился приглушённый, но тем не менее устрашающий рык отца. Выведшая было принцев на прогулку нянюшка заохала и, помянув Праматерь*, затолкала мальчишек обратно в детскую. Амари был только рад убраться подальше, а вот братишка начал сопротивляться отпихивающей его женщине.
- Он снова что-то задумал! Остановите его! Пока ничего не началось, остановите!
- Ваше Высочество, успокойте брата, - няня сердито ухватила младшего за шиворот и наконец захлопнула дверь.
Старший принц повиновался и прижал к себе Солика. Ещё в прошлом году они стали свидетелями публичной казни – братишка впервые увидел весь ужас положения. Несчастные предприниматели, тем и провинившиеся, что доставили по ошибке не ту рыбу во дворец, стояли на помосте, и палач готовился отсечь им головы. Солик первым бросился вперёд и стал кричать, чтобы казнь остановили. Амари волей-неволей пришлось присоединиться к просьбе, но он и не ждал, что их выслушают. Разве этот грозный тиран способен хоть кого-то услышать?
Так и было: король просто велел убрать сыновей с глаз долой. Взгляды обречённых и жадность на лице монарха до сих пор стояли перед глазами – он будто собирался поглотить души своих жертв. Частенько в кошмарах Амари видел это: король как властелин живых и мёртвых, даже после смерти от него не будет спасения.
А ведь они часто слышали взбудораженный гул голосов за окнами, иногда - плач обречённых, которые не были достаточно сильны, чтобы держаться. Лязг гильотины или хрип, дикие крики боли.
- Солик, тише. Успокойся, он далеко…
Братишка начал вырываться, и взгляды принцев встретились. В блёкло-голубых, будто росинки, глазах младшего плескались отголоски пережитых ужаса и беспомощности перед волей монарха. Амари прикусил губу: они ведь правда ничего не могли сделать. Солику тоже предстояло это понять.
Но где прошла грань между порывами спрятаться при первых звуках голоса отца и желанием спасти жертв тирании? Амари тоже этого хотел, но слишком рано понял, что беспомощен. Даже матушка не могла повлиять на решение короля, а уж она-то казалась сильной и могущественной. И надеялась на Амари, такого слабого!
- Пожалуйста! Его должны успокоить! – По щекам Солика потекли слёзы. – Нельзя так с подданными, нельзя! Они тоже живые!
- Я… знаю…
К чему всё воспитание, если привитые убеждения причиняют боль? Мальчики разрыдались в унисон, каждый в этот момент ощутил собственную беспомощность. Только Солика сдерживали дверь и нянюшка, а Амари – нечто куда более глубокое. Уверенность, что он ничего не сможет.
Они успокоились нескоро. Няня уселась на табурет прямо у двери и молчала, предпочитая не мешать: по опыту знала, что окрики и увещевания ничего не дадут.
Голос глашатая оборвал установившуюся было тишину. Всё существо Солика пронзил ужас, и он бросился к окну. Позади заохала няня, а взгляд принца уже был прикован к помосту, на которое водружали колесо. О, недавно он видел, для чего это страшное орудие: мучительная смерть через ломание костей! Мимо ворот уже скользили любопытные: будто коршуны, они и стремились увидеть готовящееся действо, и в то же время боялись находиться близко.
- Снова… - прошептал мальчик и невольно подвинулся, давая место Амари.
Братья с ужасом переглянулись, и младший умоляюще захлопал глазами. Надеялся на него, старшего и кажущегося сильным. Амари снова ощутил безмерно тяжёлый груз ответственности, и захотел его сбросить, убежать и спрятаться. Может, само исправится? Хоть бы кто-нибудь вышел наружу и переубедил отца. Чтобы тот не смог бы ленивым взмахом руки велеть гвардейцам убрать несогласного, а потом и избить его плетью, если не бросить на помост.
Кто вообще будет считаться с мальчишками, даже если они принцы?
- Он нас не послушает, - в груди поднялась волна отчаяния, и Амари повысил голос. – Ты знаешь! Ты же видел!
Он чересчур сильно дёрнул братишку от окна, и тот не удержался. Грохот об пол сопровождался вскриком. Взгляды братьев встретились, и ужас в глазах Солика отрезвил Амари. Старший принц в ужасе рухнул на колени перед братишкой. Тот держался за голову и молчал, только глаза расширились от испуга и непонимания. Стало не по себе.
- П… прости! Я не хотел!
Солик всхлипнул, и Амари почувствовал, что тоже вот-вот заплачет. Он прижал к себе братишку и поспешно пощупал его голову.
- Ам… Амари… за что?
Плач влился в уши и резанул по сердцу. Старший принц прикусил губу, глядя куда-то в пространство и переживая произошедшее. Что же сделал с ним страх! Он уже готов заткнуть брата силой. Как отец…
- Я больше не буду. Прости! Я не хотел так… я... я сам боюсь…
- И что делать?
Солик стиснул его за шею: простил. Да и сам Амари простил бы брата за любую боль. Только они друг у друга и были родными.
Когда с улицы зазвучали голоса, а потом крики боли, Солик вновь рванулся к окну. А Амари схватил его и не давал вырваться. Комнату наполнил отчаянный вопль, будто пытали Солика, а старший принц только зажмурился и молча глотал слёзы. Нянюшка стояла в дверях, скрестив руки, и не шевелилась. Будто каменное изваяние. Только по щеке стекла одинокая слезинка.