Сыск о побоище Игореве

Полный текст исторического детектива

Пролог, или О том, как в небе над Киевом ангел Господень Евпсихий повстречался с музой

Весна лета от сотворения мира 6694-го, от Рождества же Христова 1185-го выдалась теплой, и к концу апреля, по-народному цветня, от снегов на Русской земле осталось одно воспоминание, вылезла везде молодая трава, расцвели яблони, а люди и животные впали в весеннее буйство. Вот и ангел Господний Евпсихий, подлетая на рассвете предпоследнего апрельского вторника к жалкому киевскому двору князя без волости Всеволода Ростиславовича, а в святом крещении Евпсихия, то и дело шарахался от крыш, под которыми особо необузданные (им и ночи мало!) киевляне и киевлянки предавались однообразным, утомительным, однако весьма для них увлекательным парным телесным забавам.

Радостно взмахнул крыльями Евпсихий, когда аура над светлицей князя Всеволода оказалась свободной от бесстыдных плотских испарений, однако не успел он воспеть по этому случаю благодарственную хвалу Господу. Ибо виртуальный сигнал «Враг рядом!» во всю мочь прозвучал в ушах ангела, а в тонкие, сердечком вырезанные ноздри ударил слева густой смрад нечестивого язычества. Резко, едва не вывихнув лебединую свою шею, повернул Евпсихий голову и успел разглядеть светящуюся в плотном утреннем воздухе эфирную дорожку, а над нею блеснуло в мгновенном движении нечто продолговатое, изящных форм, соразмерностью своей вызывающих в душе сладкие, однако смутные ощущения. Потребовалось несколько мгновений, чтобы припомнить мгновенно промелькнувшие детали видения и осознать, что же именно вознеслось вблизи.

И тут ангел Евпсихий едва не свалился на посеревшую, из мелких дощечек выложенную гонтовую крышу. Муза, то была муза! Кому же еще могли принадлежать эта чистейшая белая туника, этот девственный затылочек под высоко подобранными и в узел поднятыми волосами, эта тонкая белая нога в золотой сандалии, как бы гребущая по воздуху? Что он сказал, «девственный»? Да ведь про муз говорят, что от Зевса рожали и от Аполлона будто... Однако мало ли успевают насплетничать о девушке, если она бессмертна? Тот же Зевс, он ведь, вроде, им отец… Вот только какая из муз? Как будто арфу к стройному животику прижимала… Тогда которая из двух – Эрато или Полигимния? И стоило только этому вопросу возникнуть в голове ангела, как в ушах его сладостным шепотком прошелестело: «Полигимния». Впрочем, едва ли имя имеет значение…

Ведь ангелу Евпсихию в первую очередь необходимо было разобраться в собственных чувствах, в только что испытанном им самим, для чего пришлось спланировать и присесть, сложив крылья, на конёк крыши, неприятно влажный от росы.

Как ярко вспыхнула в нем враждебность к языческому божеству! И как быстро погасла, едва он распознал Полигимнию… Ну, это можно еще понять: ведь есть же разница между изысканной, хрупкой музой и зырянским божком Еном, обмазанным жиром и кровью – или это идола Енова зыряне обмазывают жертвенными жиром и кровью? А что мгновенно испарилась вражда, так в этом общение с людьми виновато, не иначе: уж очень они, ангелы, очеловечились, без конца общаясь с суетливым родом людским. И подумал тут ангел Евпсихий, что хоть и пониже у него чин, чем у подле Господа служащих Ему престолов, серафимов и херувимов, не хотел бы он оказаться на их месте. Нет, это, конечно же, великая честь, представлять собою часть седалища Господнего, однако Евпсихий не стал бы меняться судьбой ни с кем из пресвятых престолов, если бы (чего представить невозможно!) вдруг возникла бы такая возможность. И превратись он теперь в шестикрылого серафима, скучновато ему теперь показалось бы без конца парить у престола Господнего, неумолчно и неустанно, как токующий глупый тетерев, распевая: «Свят, свят, свят Иегова воинств, вся земля полна славы Его!». И с херувимом, охранником Господним, тоже шестикрылым, однако исполненным к тому же очей, не поменялся бы Евпсихий службой: у того, конечно, воинская, почетная должность, да только разве осмелится кто-нибудь напасть на самого Господа?

Служить Господним «вестником» (ибо греческое слово «ангелос» именно вестника и означает), конечно же, тоже почетно, однако и не в пример веселее: сколько новых стран и народов еще успеет увидеть Господний вестник, пока не сметет всё сущее на Земле неумолимый Страшный Суд! И даже вот таким, застрявшим на одном поручении на без малого тысячу двести лет, нравилось быть ангелу Евпсихию, хоть и казалось ему несправедливым, что столь надолго отринут он от лица Господнего и, песчинка в сонме ангелов, едва ли не забыт Им. А утешение находил Евпсихий в том, во-первых, что Господь всеведущий и никогда ничего не забывает, помнит, следовательно, и о его скромной особе. А во-вторых, как и всякий служивый, придерживался ангел непритязательной, однако практичной заповеди: «От начальства держись подальше: заставит работать». А работы ему и без того хватало, ведь люди, названные при рождении Евпсихиями, оказались, как на грех, в большинстве своем к жизни неприспособленными, слабосильными и пугливыми, в общем же, робкими неудачниками. Вот и этот князь так называемый, мирским варварским именем именуемый Всеволодом Ростиславовичем, немногим лучше тезок своих, почти сплошь пьяниц-ремесленников, подкаблучников-поселян да бродяжек подзаборных.

Впрочем, ангел отвлек свои мысли от князя-неудачи, навестить которого незримо прилетел этим ранним утром, потому что захотелось ему додумать о себе. Не часто он себе это позволял, слишком много оказалось у него подопечных, несчастных земных Евпсихиев. О том шла речь, что, в отличие от херувима и серафима, а тем более от престола, он, ангел, намеренно сотворен в образе человеческом и приобрел тем самым с неизбежностью нечто от природы человеческой. Это как в музыке: песни литургии обращены к Богу, вот и содержат в себе нечто божественное. Именно музыка если не воспроизводит, то отображает божественное начало, точнее его воздушную и звучащую, опять-таки наиболее близкую грубому человеку и понятную ему стихию. А вот слова – до чего же всё-таки они бывают грубы… Взять хоть этот «синхрофазотрон», например. Вроде тоже греческое слово, а спроси грека, что оно означает, вытаращится как баран на новые ворота. Ах, уж эта дарованная тебе частица всеведения Божьего… Знаешь и о том, о чем не хочется тебе знать, всплывают в голове слова, значения которых и постигнуть трудно. Синхрофазотрон… Совместное появление светил на троне? Чушь. А пристало же… Впрочем, не все же слова столь грубы, и ангелу удалось подобрать наиболее деликатные, чтобы обозначить дилемму, которая его сейчас, собственно, и мучила.