Тайное послание моему другу в овечьей шкуре

Глава 1. Первая встреча с городом

Дверь магазина неуверенно приоткрылась и оттуда прямо по ступенькам вылетел человечек — малыш споткнулся о себя самого и приземлился носом на асфальт. Я машинально дернулась к нему, но не успела: всего мгновение и уже послышался крик.

Вернее, сначала раздалась оглушительная тишина. Это всегда так — все дети начинают реветь совершенно одинаково и это трогает что-то внутри, чего лучше не трогать: сначала с малышом совершается нечто ужасное, а потом наступает тишина. Будто этот маленький человек еще не понял, что с ним произошло, не понял, что сейчас наступит боль или обида, а потому молчит и набирает воздуха.

Ребенок на асфальте глубоко вдохнул, трижды заглатывая воздух, а потом пронзительно заверещал. На крик тут же примчалась мама; схватила малыша и то ли ругая его, то ли жалея и причитая, поволокла за собой. Они оба снова скрылись в магазине. Плач тут же затих. Неприятнее и болезненнее звука просто не придумаешь.

Я стояла у магазина уже полчаса, не решаясь зайти. Все оглядывалась по сторонам, рассматривая местность знакомую мне, но всю понемногу изменившуюся, обросшую новыми деталями или лишившуюся старых. Перекатываясь с пятки на носок, я все не могла решиться: нужно подождать, когда покупатели выйдут оттуда. А они выходили, но спустя минуту появлялись, конечно, новые, а этой минуты мне не хватало, чтобы сделать шаг. Поэтому я дышала утренним июньским воздухом, перекатывалась и пыталась осознать, что делаю здесь. И сейчас. Совершенная неясность.

«Приехала к бабушке на летние каникулы», — отличная формулировка, не учитывая только того, что я не приехала, а буквально пустилась в бегство, не на отдых, а в вынужденную ссылку и не к бабушке, а к едва знакомой тётушке. А вот как раз у бабушкиного магазина я стою уже кучу времени и не могу зайти к ней. Это же сюрприз, она наверняка охнет, театрально всплеснет руками и полезет целоваться. То, что надо подростковой коже в любое время года, но в летнюю жару особенно — просто доктор прописал.

Вот я зайду к ней, она подивится, а потом придется все объяснить. Хоть что-то объяснить.

Я не успела домыслить свой план — мне как-то не особенно и хотелось его додумывать — дверь резко и с силой распахнулась, а оттуда вышла сначала женщина с красным, но довольным малышом (тем самым) и моя бабушка.

— Ну давайте, Марочка, заходите еще! — бабушка говорила с женщиной так увлеченно, что не заметила меня, стоящую прямо перед ней. А потом она добавила, теребя ребенка по голове, — а ты чего убегать-то вздумал, а? Не убегай больше, да? Не будешь убегать от мамы, тебе же носочки выбирала, ну… Ой!..

Я расплылась в улыбке. Ничего не могу поделать с этой привычкой; когда вижу кого-то знакомого, не могу сдержать самой откровенно дурацкой и широкой своей улыбки.

— Мира приехала!.. Ну давай, Марочка, до свидания! Видишь, внучка приехала!..

И женщина исчезла как по волшебству, потому что бабушка больше не удерживала ее возле нас своими разговорами.

Теперь бабушка обхватила мое лицо руками, крепко сжала и принялась целовать поочередно в щеки и нос. Я вся сжалась и сморщилась, но её нельзя было остановить. Мы так и стояли посреди безлюдной улицы: чемодан в моих руках, и я в бабушкиных.

— Ты чего решила приехать-то?..

Первая бабушкина реакция показалась мне какой-то разочарованной. Глаза ее уж точно не блестели. Может, она просто устала.

— Да так… Обстановку сменить, — я виновато отвела взгляд, будто мне не разрешено было без спроса появляться здесь.

Мне в двадцать лет.

— Ну, понятно! — бабушка все еще как-то полупечально-полуустало улыбалась своей розовой помадой и бегала взглядом то по мне, то по чемодану. Мы с ним оба выглядели как многочасовая поездка на поезде.

Если бабушке было все понятно, то я бы хотела, чтобы она поделилась со мной своим откровением. Потому что я чувствовала себя сейчас перед ней как тот самый ребенок, свалившийся на асфальт и ждущий объяснений, ждущий, когда уже можно начать реветь.

Если бы бабушка продолжила так: «Отдыхать поди приехала, сейчас же каникулы, сил наберешься хоть подальше от своей учебы!» — то я бы ей охотно поверила. Даже какое-нибудь «Ну и хорошо, что ты теперь тут, давно не виделись!» — меня бы более чем устроило. Но бабушка спросила:

— Ну что, насколько приехала-то хоть?..

— Не знаю, на пару месяцев, наверное, до конца каникул, может. А что? — я уже почувствовала какой-то подвох в ее вопросе.

— Долго… Ну а жить-то где будешь? У меня что ли?.. — бабушка виновато хихикнула на последнем вопросе. Такая у нее была особенность — смешками маскировать неловкость.

— Да не, у тёти Амалии, — мне не хотелось говорить об этом ей вот так сразу, будто бы я совершаю предательство. И я тоже замялась, — она сама позвала меня, сказала, что Истре нужна компания на каникулах…

Это настолько сильно не походило даже на «я недоговариваю, а не вру», что я тут же покраснела. Всегда краснею, это даже как-то неприлично иной раз выглядит, но ничего поделать с собой не могу.

— А-а… Ну хорошо, если мешать ей не будешь, то хорошо… У меня-то дома, ты знаешь, места нет!.. не разойтись нам с тобой будет!.. — она снова хихикнула, и у меня внутри от этих ее смешков все окончательно сжалось.

«Ага, знаю», — подумала я про себя, но ей отвечать не стала, потому что выдала бы лишнее. Вместо этого, я решила, что разговор можно остановить на такой пока что спокойной и понятной ноте: