Тайное правительство. Империя

Глава 17

17

«Это время, моё время, пьёт из меня все соки. А город, мой город, уничтожает ростки всякого чувства во мне, всякого желания. Апогей мерзости. Всё, что построено – разрушено. Едим объедки, спим на обрывках. Мы лишены возможности мечтать. Любовь меркнет перед торжеством смерти» - так думал Марк Тессей, наблюдая, как отблески от пламени пляшут на лице спящей Лэй.

Ночь глубокая, а народу не спится. Только Лэй безмятежно посапывает, как будто спит не в обречённом городе, а в мягкой постели в Лабрине. Каждый из обитателей убежища Отшельника думу думает, невеселую, отчаянную думу. Запасы практически кончились, выгребается последнее, съедается то, что при других обстоятельствах никогда не стали бы есть. Заскорузлое безмолвие поглотило людей. А Марку отчего-то вспомнился торговый центр «Империя» в Москве. Несколько лет назад по работе ездил Марк в столицу, и поразил его тогда тот торговый центр. Высоченный с позолоченными барельефами, изображающими сцены из античной мифологии, весь в балкончиках, тоже в позолоте и под самой крышей надпись золотая: «Империя».

«Вот она – Империя! Мир сверкающих витрин. Мир мегаполисов, корпораций и торговых центров. Технологический мир, а по сути, мир техногенного средневековья, погубивший человечество! Цена этому миру выставлена в карантинном городе. Надежды нет. Только смерть от голода, теперь уже точно. Лорд Атанаэль в который раз победил. И не надоели ли ему его победы?!»

- Не хочу я сказку, не хочу! – пронзительно воскликнул Илья, и Марк с удивлением посмотрел на мальчика.

Тот сидел возле железного ящика напротив Отшельника, и бледный свет озарял раскрасневшееся личико.

- Ненавижу эту жизнь!- кричал Илья. – Ненавижу этот город! И голод ненавижу!

- Ненавистью сыт не будешь, - устало сказал Отшельник. – Давай сочиним эту сказку вместе. Жили были ёжик и заяц…

По мере того, как Отшельник говорил, мальчик успокаивался, затихал. Чуть сорвавшиеся слезинки засыхали. Через некоторое время Илья положил руки на ящик, а голову на руки и стал засыпать. А еще через пару минут уже крепко спал. Отшельник аккуратно поднял мальчонку, и положил его на некое подобие кровати, укутав одеялом без пододеяльника. Вернулся к железному ящику, возле которого уже сидел угрюмый Лука Самохин.

- Можно с тобой поговорить? – обратился Лука к Отшельнику.

- Отчего же нельзя, говори. У нас теперь только разговоры и остались, - старик стянул с головы бандану и его длинные седые волосы сально рассыпались по плечам.

- Зачем человеку вера в некое божество, если ради этой веры убивать тех, кто не верит или верит, но по другому, или в иное божество? И почему, если, по словам жрецов, существо доброе, то убивают во имя его?

Отшельник пригладил руками растрёпанные волосы.

- Затем, что всем хочется быть маленькими засранцами, за которых кто-то решит их проблемы и оправдает их мерзкие поступки. У них в воображении сидит такой блаженный дедуля в рваной рубахе, на облачке сидит – пятку о пятку чешет. Вот – боженька, миленьких, удобненький. А убивают тех, кто мыслит иначе затем, что искуплением перед боженькой это считают.

- Так вроде принято считать, что религия воспитывает человека, делает его благороднее, лучше.

- Был случай, в какой стране уже не помню. Собака бездомная в пасти со свалки ребенка новорожденного к людям принесла. Собака та ничего не знала о доре и зле, о боге и дьяволе, о совести и чести. Собственно все человеческие категории были от неё далеки – она же собака. Но поступила по человеческим меркам она милосердно, хотя и о нём не имела никакого представления.

- Вы чего шумите? – из полутьмы появилась Мария Филатова. – Ребенок спит. Он и так бедняжечка постоянно на взводе. Прикорнёт минут на пятнадцать и просыпается, а тут уснул по - настоящему.

- Простите, баба Маша, - сказал Лука.

- Такая вот история, - сказал Отшельник.

***

Над городом умирало алое зарево. Рассвет уступал место новому дню, от которого уже никто из жителей Ставрополя не ожидал ничего хорошего. Слово «хорошее» словно было впечатано в рамку и перехлёстнуто чёрной лентой.

Выжившие цеплялись худыми руками за физическое существование, но руки эти слабели, их поглощал мрак сырой земли….