***
Утро Аристарха Михалыча Козлова-Сикорского было поистине волшебным. Дневной свет почти не пробивался в его комнату сквозь плотно задернутые тёмные шторы, создавая приятный полумрак. Да и утром это время можно было бы назвать с большой натяжкой - малая стрелка огромных напольных часов давно миновала цифру одиннадцать. Вальяжно раскинувшись в удобном кресле среди мягких подушек, фотограф, ставший уже достаточно знаменитым и в Богородске, лениво потягивал кальян и предавался сладким воспоминаниям. Съехавшая на одно ухо феска была неотъемлемой частью подобного времяпрепровождения и придавала Аристарху Михалычу ещё более мечтательный вид. А мечты Аристарха Михалыча уносили его в поистине чудесное, райское место, где он когда-то имел счастье провести значительные дни своей жизни. Турецкий берег, тёплая волна... Роскошные восточные женщины... и кальян... Да, именно по этой жизни с завидной регулярностью и тосковал господин Козлов-Сикорский, бесконечно сожалея о том, что в нынешней его жизни из всего этого списка присутствует только незаменимый кальян. В некоторые дни тяга к далёкому берегу не так сильно порабощала разум фотографа, но иногда (а в последнее время это становилось всё чаще) накатывала на Аристарха Михалыча непреодолимая хандра. И тогда он забрасывал все свои дела, закутывался в роскошный халат, торжественно короновал себя феской, опускался в любимое кресло и вдыхал с особым упоением сладостный дым. Лень и полное равнодушие ко всему происходящему окутывали сознание как тёплый плед и пробыть в таком состоянии Аристарх Михалыч мог бесконечно долго. И этот раз ничем не отличался от предыдущих - шёл уже пятый день волшебного забытья и выбираться из него Аристарх Михалыч не планировал. Фотографий, требующих срочного изготовления, скопилось достаточно, но непревзойдённый мастер светописи решил, что заказчики его могут подождать ещё недельку-другую, ничего с ними не сделается. И продолжая улыбаться своим мыслям, Аристарх Михалыч самозабвенно выпускал очередную порцию дыма в потолок.
Неизвестно, как долго пребывал бы в состоянии вечного блаженства господин Козлов-Сикорский, однако, вскоре он был грубо выдернут оттуда громким криком, раздававшимся прямо за его порогом.
- Аристарх! Аристарх, ты дома? - женский голос с британским акцентом прерывался грохотом в дверь. - Открывай сейчас же! Ты слышишь меня?
Аристарх Михалыч поморщился, пытаясь понять, что раздражает его больше - непрекращающаяся барабанная дробь или этот голос. Меньше всего на свете сейчас он хотел видеть его обладательницу. Поразмыслив пару секунд, Аристарх Михалыч принял решение не подниматься, даже если англичанка высадит дверь, и снова затянулся.
- Аристарх! - не унималась дама, - Ты же знаешь, что я всё равно войду!
"Да и иди ты..." - совсем невежливо подумал про себя Аристарх Михалыч и устало закрыл глаза. Всё это начинало надоедать.
Но она не ушла. Более того, через несколько секунд раздался жалобный скрип, лязганье не выдержавшего напор дверного крючка, и на пороге появилась она - Виктория Блэквуд. Аристарх Михалыч понял, что произошло, но открывать глаза, чтобы убедиться в этом, у него не было абсолютно никакого желания.
Госпожа Блэквуд потёрла рукой правое плечо и бросив удовлетворённый взгляд на побеждённую дверь, обратила всё своё внимание к новой жертве.
- Аристарх! Боже мой! Что всё это значит? - она старалась рассмотреть сквозь дым и сумрак выражение лица Аристарха Михалыча, и когда ей это удалось, гнев её только усугубился. - Что ты себе позволяешь? Сколько ещё я должна ждать свои фотографии? Я говорила тебе! Я предупреждала! Они нужны мне срочно! Срочно! Ты понимаешь? Ты вообще меня слышишь?
Виктория перевела дух, надеясь в эту паузу услышать хоть какое-то оправдание, но оно не последовало.
- Я просила тебя всё приготовить... Фотографии ждут в Стамбуле! - не в силах сдерживать своё возбуждение, Виктория начала нервно расхаживать по комнате. - Они хотя бы готовы?
Подойдя к окну, женщина резко рванула шторы в сторону и распахнула ставни. В комнату тут же ворвались яркий солнечный свет и разнообразный уличный шум. Аристарху Михалычу это совсем не понравилось. Он нахмурился и приоткрыл один глаз. Встретился взглядом с полыхающими от гнева глазами госпожи Блэквуд, тут же зажмурился и для верности натянул феску на лицо.
- Аристарх! Изволь смотреть, когда я с тобой разговариваю!
Аристарх Михалыч нехотя убрал головной убор, с трудом приподнял веки и постарался посмотреть на свою гостью хотя бы частично осмысленным взглядом. Получилось у него, надо сказать, не очень убедительно. Виктория на мгновение перестала метаться по комнате и остановившись напротив господина фотографа, склонилась к самому его лицу, но тут же с пренебрежением отшатнулась.
- Как ты можешь так поступать? Ты же знаешь, как это важно для меня! - Виктория снова начала расхаживать по комнате. Остановившись перед небольшим трюмо она бросила взгляд в зеркало и оценив, что разгневанное раскрасневшееся лицо её совершенно не красит, решила немного утихнуть и взять себя в руки. Может быть спокойный разговор возымеет на Аристарха Михалыча больше действия, чем крики?
- Ты себя в зеркало видел? - меняя тему, чтобы успокоиться, ровным голосом спросила она. Пальцы её между делом зацепили лежавшую на трюмо опасную бритву. - Ты же не брился уже неделю как минимум!
- Я... - осипшим голосом протянул Аристарх Михалыч и это, пожалуй, было всё, на что он был способен в данную минуту.
- Так фотографии готовы? - в очередной раз задала всё тот же вопрос Блэквуд, продолжая крутить бритву в руке. - Скажи мне, где они у тебя тут лежат. Я заберу и уйду. И можешь заниматься дальше всем, чем тебе заблагорассудится.
Аристарх Михалыч понял, что обречён. Фотопластины с фотографиями Виктории ожидали своего часа вместе со всеми остальными, которые он отснял ещё недели две, а то и три назад. Устало вздохнув, он отрицательно покачал головой, выдавил из себя сдавленное: