Плачь, мой милый мальчик, сегодня плачь.
Наступит скоро время неудач.
Матушка твоя не придёт домой.
Пойдем, хороший мой, пойдём со мной.
Главный инспектор отделения по борьбе с серьёзной и организованной преступностью службы столичной полиции Оливер Эллингтон мучился бессонницей. Уже давно, несколько лет, она периодически пробиралась в его спальню и как невидимый страж стояла у изголовья, пока он крутился и вертелся в кровати. Этой ночью он был благодарен этой нежеланной гостье.
Ровно в три часа ночи в его квартире раздался телефонный звонок. В телефонной трубке сначала послышался шум и крики, и только после Эллингтон расслышал знакомый голос:
— Шеф! Шеф! — голос Пола Конелли звучал виновато и в то же время взволнованно. — Пожар. Сгорел дом. Дома. Необходимо ваше присутствие.
— Я похож на пожарного, Конелли? — наигранно-раздражённо пробурчал Эллингтон, поднимаясь с кровати.
На самом деле он был благодарен внезапно свалившейся на его голову возможности покинуть эти четыре стены. И пусть это будет посреди ночи — сверлить взглядом потолок с обсыпавшейся краской было уже невозможно.
— Нет, шеф, но… — Конелли замялся.
— Поджог? — высказал самое логичное, что пришло в голову, Эллингтон.
— Приезжайте скорей. Адрес запишите, — Конелли протараторил в трубку название улицы и номер дома, и тут же послышались гудки.
Эллингтон выругался себе под нос: как бы ни радовала возможность проветриться по пустым улицам Лондона, скрытничанье Пола раздражало. С сержантом у них и без того были странные отношения: тот постоянно заглядывал в рот старшему товарищу по цеху, ходил за ним хвостиком повсюду, где только было возможно, приносил по утрам кофе в бюро — благо хоть перестал добавлять туда сахар и молоко. Поначалу Оливер радовался такому работнику: толковый, сообразительный, энергичный, очень начитанный — с ним не нужно было заглядывать в справочник, чтобы добыть нужную информацию. Но со временем такая привязанность стала настораживать.
Уже не раз Эллингтон давал себе слово перевести привязчивого сержанта в другой отдел, но, как только такое решение было принято, Конелли в очередной раз каким-то чудесным способом спасал расследование, и переводить его казалось самым нелепым, что могло прийти в голову.
Так, один раз Конелли спас от внутреннего расследования целый отдел, когда были утеряны важные документы. Оказалось, кто-то из сотрудников забыл их на столе в комнате отдыха, а старательная уборщица подняла их на полки с кофейными чашками. И только Конелли пришла в голову идея проверять полки сверху, где уже годами даже пыль не вытирали толком.
В другой раз Конелли показал себя со стороны наблюдателя: на месте преступления — двойного убийства с явными личными мотивами — он увидел подозрительного человека, одетого не по погоде легко. И, когда его мнение по поводу этой личности было проигнорировано, он сам последовал за подозреваемым и стал свидетелем, как тот выкидывал завёрнутый в тряпку нож в реку. Позже водолазы нашли нож, а с ним и доказательства причастности мужчины к убийству.
А совсем недавно Конелли перечитывал уже закрытые дела о вымогательствах в малом бизнесе и провёл незаметные на первый взгляд параллели с делом об убийстве домохозяйки в пригороде Лондона, которое даже не относилось к их участку. Убийцу поймали, а заодно и пересмотрели старые дела, в которых были допущены следственные ошибки.
В общем, несмотря на всю свою навязчивость, Пол был отличным полицейским, и Эллингтону оставалось только не принимать привязанность подчинённого слишком близко к сердцу.
Ещё издалека Эллингтон заметил пожарные машины: их было сразу три, а это был плохой знак. Тут же вспомнилось, что Пол говорил не об одном сгоревшем доме… На улице толпились зеваки: кто-то плакал, кто-то успокаивал погорельцев, кто-то просто любопытно рассматривал пожарище. Такое Эллингтон не любил: сборища людей раздражали его как таковые, а когда приходилось ещё успокаивать пострадавших, он и вовсе терялся. Чтобы не выглядеть нелепо, он вёл себя нарочито строго и безучастно.
Как и в этот раз. Конелли, заметив начальника, тут же перестал успокаивать плачущую женщину в пижаме — по всей видимости, жительница одного из сгоревших домов — и направился к Эллингтону.
— Сгорело три дома, — начал докладывать он, не тратя времени на приветствия. — Два — полностью. Один, возможно, пригоден к ремонту. Человеческих жертв нет.
— Поджог? — также не растрачиваясь на пустую болтовню, поинтересовался Эллингтон причиной присутствия на пожаре работников отделения по борьбе с преступностью.
Конелли нахмурил лоб и сжал губы в тонкую ниточку, отчего стал похожим на провинившегося школьника.
— Если не поджог, то какого чёрта…
— Посмотрите сами, — перебил Конелли, совсем не по статусу схватив начальника за потёртый рукав плаща. — Я не знаю, как это объяснить. Просто посмотрите сами.
Пришлось протискиваться сквозь толпу. Люди молча глазели на то, что осталось от некогда — если судить по соседним однотипным домам — трёхэтажек. Женщина в пижаме всё еще всхлипывала, то и дело вытирая нос платком. Рядом с ней стоял плотного телосложения мужчина, прижимая к себе перепуганную болонку. Ещё чуть ближе к пожаркам стояли трое: старик в домашнем халате и двое подростков — парнишка лет четырнадцати и девчушка чуть помладше. По всей видимости, внуки — приехали погостить у деда. А вот его супруга общалась с пожарным. То, что это супруга старика, определить было несложно: на ней был такой же безвкусный стёганый халат.
Эллингтон намётанным глазом рассматривал зевак и погорельцев. Всё это могло пригодиться позже. Он ещё не знал, как именно, но профессиональная привычка делала своё дело.
Инспектор заметил и третью семью пострадавших: молодые родители и трое детей — один, мальчик лет семи, беззаботно скакал по тротуару, ещё один, лет четырёх, жался к ноге отца, который держал на руках младенца, мирно посапывающего и улыбающегося во сне. Запоздало Эллингтон заметил ещё одного ребёнка — мальчика лет пяти, стоящего чуть поодаль. Он был одет в нижнюю майку и короткие шорты. И, скорее всего, мёрз. Однако мальчишка смотрел на инспектора, словно увидел привидение, широко распахнув глаза и не моргая. Эллингтон нахмурился, успокоил себя тем, что заботиться о ребёнке — дело родителей, и направился в центральный из трёх пострадавших от пожара домов.