Поев тушеной баранины с бобами и горькими травами и отдохнув на широких ложах от пережитого, выпили мы старого, цвета меда вина из широких этрусских чаш с черным, резным орнаментом, что велела подать нам Постумия, и опять явились к нам желания — жить, познавать и беседовать.
Свет, оживляющий природу, ушел и мягкую, глухую, как уши старика, черноту бескрайних залов тускло освещало горящее с шипеньем масло в бронзовых плошках.
И где-то в темноте красивый мальчик раб пел гимны Лациума, перебирая струны арфы.
- Все вызывает восхищение в тебе, Петроний, и твои ум и образованность, и воспитание, но одного я не пойму — твою тягу к мальчикам, - так начал я беседу с товарищем.
Петроний же вздыхал, не отвечая.
- Взгляни на девушек, которых в этом городе, как вишен в полуденных садах в июле. Из каждых двух вторая — точно, красавица, а та, что вроде бы и нет, так выглядеть умеет, что кажется прекрасней, чем богиня.
Их тканые, продуманные наряды разве скрывают от нас их статные фигуры? А волосы у них — роскошный водопад, зовущий окунуться. А лица нежные с манящими глазами.
А улыбки.
Но мой товарищ лишь кряхтел.
И я продолжил.
- Когда любимая взаимностью ответит, и вы украдкой от людей, от всех, от мира целого, на нежностью пропитанном свидании, от страсти оба тая, разделите с ней ложе — что может быть чудесней тех минут?
Не ради них ли нам и жить?
Не женщины ли внушают нам поступки достойные стихов и величие мыслей?
Твое же увлечение хотя и вдохновенно свыше, ведь сам Юпитер был ему подвержен, не оставляет места подвигу.
В нем сухо все и одиноко, как в этой чаше.
Мы кивнули, и раб, приблизившись, налил вина.
Петроний выпил и так ответил.
- Так говорить и думать может лишь провинциал неотесанный, недавно прибывший в столицу.
Вот погоди, как поживешь здесь с годик, так и сам поймешь, как в Риме женщины опасны.
- Да чем они опасны, объясни.
- Они - они все хищницы, лишь выглядят голубками. Но тайно замышляют укусить. И съесть.
Я вспомнил нежную Корнелию и наше прошлое свидание на вилле Сципиона.
- Вот напугал! Что за беда, если влюбленные в истоме покусывают нежно друг друга. Это ласки.
- Нет, ты не понял. Именно съедают.
- Но это шутка! Неужто женщина мужчину съесть способна. Целиком.
- Не целиком.
Признаюсь, мне стало чуть не по себе.
Я вспомнил разговоры странные, ходящие на рынках, о новой тайной секте, ее адептов звали христианами, с обрядом жутким поедания плоти и крови, и пожелал здоровья императору Нерону их беспощадно гнавшего.
Петроний продолжал.
- Не целиком. Послушай, простачок.
Ты должен знать, что в этом городе есть секта тайная в среде патрицианок римских, хранящих страшный ритуал — одна из них, которой выпал жребий быть жрицей в этот год, в ночь полнолуния любовника, когда он утомленно, без памяти от ласк ночных, уснет, велит связать и отрезает мужу плоть, и в тайный храм Дианы кровожадной приносит и там с молитвою ужасной готовит пир на жертвенном огне и с фанатичными товарками съедает.
И эта трапеза, как думают они, роднит с богиней их и дарит вечность.
А изуродованного друга своего велят рабам зарезать или продать в гребцы на корабли.
- Петроний! Ты должен все мне рассказать!
- Так слушай.
Во времена императора Тиберия прибыл в Рим из провинции знатный юноша по прозвищу Авл Милетта. Он поселился у своего пожилого дальнего родственника, Секста Помпея, приходившегося ему двоюродным или троюродным дядей, и занялся поиском достойного дела.
Чтобы, служа Римскому народу и сенату, иметь и прибыль и досуг.
Дядя его служил в префектуре ведающей хлебными раздачами и пропадал на службе с утра до ночи, и с жизнью города и с нравами местными Милетту знакомил вольноотпущенник Марк.
Разумеется, имея учителем бывшего раба, Милетта быстро оказался в гуще самой зловонной римской клоаки — распутной и продажной части граждан, ищущих денег и удовольствий.
Ты знаешь, друг Луций, что из богов Амур и Марс легче прочих опустошают и снова быстро наполняют нам кошельки. Военных дел в те дни не намечалось, и Милетта, которому дядя давал сестерциев не много, а чаще вовсе не давал, решил использовать Амура стрелы и завести себе богатую подружку.
Из разговоров же и наблюдая нравы Рима, он понял, чем женщина богаче, тем суевернее.
И стал тихонько среди приятелей своих распространять такую небылицу, дескать, молитву знает и обряды, что сотвори, и вот в любовной схватке, не ты уже, а древний бог Приап, принявший облик твой, и женщину в пучине удовольствий сменяет телом жадная до ласк Венера.
Но не подумал он, что женщины пытливы и о богах преданиями, хранимыми в семье, научены с девичьих кос.
И он забыл ту страшную подробность — любви богиня порождается из крови оскопленного
отца.
…
Очень тяжело жить в пестром обществе, обществе, запутавшемся в собственной истории — кто оно? Чьих оно будет?
Кто вы?
Наследники революции?
Правнуки победителей нацизма?
Изголодавшиеся потребители рыночных благ?
Покорители звезд?
Адреса в сети? Омертвелые цифры.
Я знаю вас, все вы, все - потомки доверчивого, веками обманываемого народа периодически подстрекаемого глистами-демагогами к истреблению ваших лучших людей. Но ваши лучшие упорно прорастают среди вас, вопреки генетике и геноциду, и вам давно пора очиститься и преклонить колени.
И лучшие дадут вам благо.
Есть непреложный закон развития общества — постоянный поиск и создание новых, осязаемых предметов.
Личность — тот же предмет для истории.
О, как она осязаема, когда нова!
Порой эти поиск и создание убыстряются, и тогда — рывок.