Тайны Магриба.3

Тайны Магриба.3

 

Ваш выход, дамы, господа!

Аллегро!

И раз, и два…  басы и бочка, блюз, тоска, и резко переход в мажор. Отлично, парни, на пути к успеху вас ждет козырный пул ролей! Компания бродячих королей

всех мирных жителей, старух и стариков, пузатых служащих и бойких пиццеронни,

работников депо и париков,

мечтательных и сдержанных и строгих,

и молодых мужчин,

и девушек, известных фантазерок,

короче, всех,

влюбляя наповал, магнитя до истомы, ужасая, иным  даря, иных калеча,

в наш городок заехала. Под вечер.

   Графиня, время. Время зачищать следы.

Тюки нарядов и посуда, шкафы — зачем они?

Все к урнам на разбор.

И эти файлы фраз, где личности едва ль живет стотысячная доля, нет, все они плоды экрана,

окна в таинственно мерцающий мирок,

которое само и есть редактор, даже, автор,

Они — орнамент странный - нежданный отклик инструмента, но не ты.

Играющий меня поймет, перебирая струны мироздания.

    И ты ошибся, друг кудрявый. Ты памятник воздвиг нерукотворный, да только не себе, а языку с довольно бедным ладом.

На улице послушай — все «ться», да «тся». И с этим петь?

Дзлзйт.

И в несколько мгновений следов той памяти потуг за перебором слога, как не бывало.

И странная, звенящая свобода на душе, граничащая с простотой и свежестью природы.

Не терпящей искусства.

Искусственности фальши.

Пока прямоугольник рассыпался, мне вспомнился Флобер, назвавший нашу музу отечественную плоской, и я  с усмешкой объявил ему,

что Русь — это лубок, частушка, двумерное пространство, а что выше

поляны среднерусской, привозное.

Но передумал и обратно взял.

...

Иное, завершая, приятно перечесть.

Вот сцена: утро, город пробудился для свежих, острых впечатлений, как раз пришло решение суда — виновен в оскорблении величия Народа и Сената, в глумлении над верою отцов, и в замышлении убийства императора.

Предложен выбор — яд или кинжал.

И друг решил, покончить смех металлом, как воин.

Но перед смертью предложил позавтракать вдвоем и написал любезное письмо:

то, се, поскольку вечером никак прийти не сможет, так ждет сейчас к себе.

Мы встретились.

У молодых людей, когда они испытывают дружбу,  в обычае взаимные уколы и шутки несмешные для чужих. Беззлобные, а так, для полноты общения.

Так вот, за переменой блюд я говорю:

- Петроний, признавайся, твой анекдот, хоть и смешон, но так воняет рынком, и выдуман с начала до конца. Я не поверю, что матрона пожилая, владелица домов и рудников, была настолько глупой, что оторвав у бойкого пройдохи, Милетты твоего, баранью колбасу, которую он наспех ремешками прикрутил взамен природного оружия — о, по ее портрету судя: беззуба, и наполовину лыса! и Геркулес почувствовал бы слабость! - поверила, что это дар от бога.

- Да как же нет, когда она мгновенно избавилась от жира дряблого, морщин и седины, едва кусочек съела?

- Ох, перестань! Где мудрость этой басни?

- Нигде, быть мудрым — публика  зевает, но изобилие соблазнов и красот, готовых для продаж и для покупок — домов, повозок,  басен и стихов, наук, сенаторов, солдат, религий, философий, лечебных процедур и путешествий, мужчин и женщин

так чрезмерно,

что пресыщение и в жизни и в мечтах убили, вытравили дух республиканский и погрузили нас в апатию закормленной дитяти.

И мы уже не можем ничего. И не хотим.

Ни воевать, ни создавать и ни любить.

Без «колбасы».

 

Однако, время.

Он предложил быть рядом в последнюю минуту, и я остался.

Произошло все быстро и достойно, в республиканском духе.

Кровь толчками лилась из вены на плиты пола, а я, пока он слышать мог, читал Вергилия.

Потом, прервав на полурифме, склонился, поцеловал холодный лоб поэта,

и слуг окликнул, чтобы тело унесли.

И не оглядываясь, прочь пошел, а в голове вертелось: «блестит, как серебро, голубки киферейской шейка».

Но издеваясь над современностью, каких нам ждать наград?

А вот еще кусочек неплохой.

Меня окликнул император:

- Марцел! Иди ко мне!

И я приблизился.

- Приветствую тебя, Нерон.

- Зачем ты далеко? Будь рядом. Сегодня мы посмотрим новичков из Африки.

Он говорил о гладиаторах.

Народ в театре волновался и в нетерпении гудел.

Все ждали представления.

- А что ж не начинаем?

- Нам знак должны подать, что все готовы. Вначале на закуску зверями травим христиан безбожных,

потом посмотрим африканцев, а в завершении мой любимый Прокл покажет на оставшихся искусство владения мечом коротким.

- Боюсь, от христиан не будет толку — они не борются и даже не встают с колен.

- Согласен, лучше было б их распять, но женщинам так интересны кошки.

 

Но вот служители орла подняли, и император по воздуху провел рукой.

Над цирком нависла тишина.

На середину троих отвергших гений Рима неспешно вывели, чтоб публика могла получше разглядеть.

Они стояли молча, потом взглянули на восток и опустились на колени.

Представление началось.

Железо лязгнуло, и двери страшные тихонько отворились, из черноты никто не выходил, все, затаив дыханье, ждали. И вот одна, за ней вторая, третья — три львицы.

Три хищницы голодные.

Прекрасные и злые.

Они сперва два шага сделали кругами, потом привыкли к свету и улеглись, и, морды опустив, следили за приманкой на арене. Чуть шевеля хвостами.

Потом одна подкрадываться было начала. Но села. И отвернулась.

Другая ближе подошла.

И напружинилась.

«Сейчас», - шепнул Нерон.

«Давай уже», - стучало в голове.

Зверь прыгнул и рванул клыками тело, и кровь ударила, и запах подстегнул цариц пустынь голодных, и львицы кинулись, и хруст костей дробимых, и пыль, и клочья мяса в грязи кровавой — зрелище!



#22748 в Проза
#174 в Мужской роман

В тексте есть: грусть печаль

Отредактировано: 06.09.2020