Так идут к звездам

Пролог

Примечания:

Эта глава напичкана всевозможными терминами, но без этого никак. Сноски выносить не буду, постараюсь в общих чертах описать всё ниже в примечаниях. Кто вытерпел это — отдельный респект. Кто не вытерпел — начинайте сразу со 2й главы, потом вникните в курс дела, больше такой концентрации терминов не будет, обещаю.

* * *

«Больничный. Надо не забыть про больничный. Тигран сказал, что для Муравьёвой из двенадцатой палаты надо сделать срочно… Точнее, не так. Он соврал мне вчера днём, что она уезжает в восемь тридцать сегодня с утра, но сама она вчера сказала, что готова подождать до часу дня и никуда не уезжает до этого времени. Тигран, сволочь! Зачем ему эти игры?! Но в любом случае электронный больничный делается день в день, так что пошёл он на шестой этаж к колопроктологам! Боброву из пятой не срочно, но у него бумажный больничный, делается долго и по электронке не отправишь… Ладно, главное про листки не забыть, а остальных дел не так уж и много».

С этого и начинается моё обычное утро вот уже три месяца подряд. Пока я бегу на станцию, чтобы успеть на поезд в шесть сорок девять, проговариваю про себя, что мне надо сделать за день из срочного. Больничные листки — это очень срочно. Во-первых, это деньги, а во-вторых… а собственно, зачем ещё какие-то причины, кроме первого пункта? Даже за него люди сдерут с меня три шкуры в случае ошибки, плавали, знаем.

Дневники теперь кажутся сущей ерундой, но заполнить надо и как следует, потому что Тигран опять будет плеваться. Тигран — это мой куратор, аспирант третьего года, которому вверили на растерзание зелёных ординаторов первого года. И он вертит нами как хочет… До сих пор не могу понять, как же я к нему отношусь… странный человек.

Шесть сорок две, я у «Пятёрочки». Хороший знак, значит, всё-таки успеваю на поезд. Идём дальше. С учётом двух выписок у меня остаётся двое больных. Деревенский, которого будут оперировать сегодня, и Шевченко, который висит на моей душе уже три недели. ГПДР, экстренная операция по поводу внутрибрюшного кровотечения и синегнойка в желчи, резистентная к половине антибиотиков… спасибо, что хоть не ко всем. Ладно, справимся. Если сегодня Деревенского будут оперировать лапароскопически, как и планировалось, то мне нужно будет заглянуть в операционную всего на пару часов, чтобы показать Тиграну, что я что-то понимаю и успеваю… хотя я и так всё делаю, вот и почему он на меня постоянно рычит?!

Мне одинаково нравилось и стоять на открытых операциях, и смотреть на лапароскопические. Скажи мне кто год назад, что я буду намытая стоять у стола и аспирировать кровь из живота, я бы повертела пальцем у виска и продолжила мечтать о более «терапевтической» специальности… А в итоге я треню узлы, выслушиваю от Тиграна, что всё неправильно, пытаюсь притереться к Александру Григорьевичу, профессору и очень уважаемому человеку, больных которого мы все вместе и ведём. А ещё смотрю, как Тигран с кем-нибудь ещё из «старших», но не очень (потому что Александр Григорьевич в силу возраста лапароскопией не занимается, ему проще «по старинке» открыть живот) ковыряется инструментами в печени или поджелудочной, а я слежу в темноте за картинкой на двух плазмах над операционным столом, иногда в три дэ, и пытаюсь что-то понять. Иногда даже получается.

За минуту до отбытия успеваю на «Ласточку». В онкоцентре, а именно на девятом этаже в отделении опухолей печени и поджелудочной, мне нужно быть в семь тридцать три. Пять минут на переодевание, затем на свой обход, потом обход с Александром Григорьевичем, а в восемь ровно обход с заведующим. Хорошо, что у меня всего двое больных, один из которых предоперационный, следовательно, смотреть его никто не будет. Работы совсем мало. День обещает быть спокойным… я могу даже что-нибудь почитать по онкологии. Или уйти пораньше домой. В пятницу это особенно актуально, неделя была тяжёлой.

Быстренько распечатываю анализы крови на Шевченко и иду на обход. Всё спокойно. Фатима (тоже ординатор) проспала, а её больному нужен рентген брюшной полости… Ладно, сочтёмся. Тигран после пятиминутки сквозь зубы отчитывает, что я назначила Шевченко анализ крови, хотя его проверяли вчера.

— Я хочу перебрать его перед выходными, — неуверенно отвечаю я. — Александр Григорьевич сам сказал, что это не ошибка!

— А я тебя спрашиваю, с какой целью? — жмёт он, и мне становится плохо. Цели нет, анализ брали вчера. Но чуйка подсказывает, что надо взять сегодня. Но как я это объясню?!

— Я хочу посмотреть кровь перед выходными, — более твёрдо повторяю я, потому что чувствую, что действую правильно, но Тигран показушно вздыхает, качает головой и приказным тоном объявляет:

— Шевченко сегодня кровь брать не будем, и точка. И, Татьяна Игоревна, вас не затруднит назначить рентген с барием Евдокимову?

— Нет, Тигран Сафронович, — с натянутой улыбкой отвечаю я и быстрым шагом ухожу из учебной комнаты. Рабочий день как всегда начался скверно.

«Пускай сам забирает направление из процедурки, а я считаю, что кровь надо взять!» — ворчу я по пути в ординаторскую, а на душе опять противное чувство, что я в чём-то виновата. Но в чём, вашу мать, я думаю о больном в первую очередь! Две операции за три недели, кровотечение! Ему что, жаль взять кровь перед выходными?

Распечатываю рентген, отношу на пост, пишу Тиграну. Какие дальше срочные дела? Больничные. Пока идёт обход, старшая медсестра подписывает стационарные карты у заведующего. Сколько я к ней ни подходила с утра, раньше девяти никогда ничего не было готово. Дневничок на Шевченко быстро написан, распечатан и вклеен в карту, его состояние относительно спокойно, времени — без двадцати девять. Можно выпить чаю и неторопливо пойти к старшей, забрать карты, сделать отдельные дневники для больничных и пойти на первый этаж… до половины первого должны успеть сделать.

Только я сделала первый глоток тёплого фруктового чая, первый вообще за день, потому что завтракать я не успеваю с дорогой, длиною в час, как в двери ординаторской показалось недовольное лицо Тиграна.