Сергей давно приметил тех троих. Ускорив шаг и опустив голову, он свернул в тёмный двор. Он был спокоен. Трое, быстро переглянувшись, решительно двинулись следом. У бойлерной они догнали его и взяли в полукольцо. Изображая испуг и замешательство, он внимательно вгляделся в лица первых двоих. Лица третьего он разглядеть не смог. "Растерянно" пропустив одного из них себе за спину, он с удовлетворением увидел как тот, который был перед ним, здоровый и мордатый, по повадкам - главный, гадко ухмыльнулся и переглянулся с тем, что обошёл Сергея. Теперь они были уверены, что справятся с ним и не спешили. Это было большой ошибкой...
Если бы они вгляделись в него внимательнее, то, будь они людьми не глупыми, обошли бы стороной. Его средний рост и мешковатая куртка делали его похожим на вполне безобидного толстячка решившего дворами сократить свой вечерний путь домой, но что-то в его повадках настораживало. При свете дня они определённо заметили бы его многократно перебитые брови, чуть смятый нос, шрамы на подбородке и шее, и набитые до чёрных мозолей костяшки кулаков. Тьма, их старая союзница, предала и погубила их.
Его тело, будь оно видно под одеждой, рассказало бы о нём ещё больше. Сергей не был атлетом в общепринятом смысле этого слова, но от его фигуры сразу веяло злой, несокрушимой, первобытной силой, силой неукротимой и равнодушной. Короткая, мощная, борцовская шея, как крепостная башня буквально врастала в могучую кладку его по-боксёрски сутуловатых плеч. Ниже, бугрились сухие и жёсткие грудные мышцы, под которыми ровно билось выносливое и расчётливое сердце прирожденного бойца. Пресс по своей крепости напоминал бронзовое литьё и будто слегка потрескивал от напряжения, мерно двигаясь в такт его дыханию. Широкая, античная талия борца и воина, переходила в крепкие бёдра. Поджарые, чуть короткие ноги, были быстры и совершенно неутомимы. Мускулистые, волосатые руки, с широкими запястьями и цепкими пальцами, по силе и проворству напоминали обезьяньи; горе было тому, кто попадал в них...
Мне приходилось видеть людей сложенных лучше и обладающих большей физической силой, но силой стационарной, как мощь домкрата или лебёдки. Но Сергея отличала от них та мгновенная, яростная, взрывная энергия, которая, в сочетании с его отличной реакцией и умением не терять головы, давала неоценимое преимущество над любым противником.
Множество самых различных рубцов покрывали его "шкуру". Железо, стекло, камень, кость прошли по ней, оставляя свои яркие или почти неприметные неопытному глазу следы, при взгляде на которые холодела душа. И всё же, то главное, что не раз останавливало многих горячих и охочих до приключений мужчин, было на виду, - это были его прохладные, насмешливые, почти прозрачные глаза. Они всегда смотрели прямо сквозь вас. Именно этот пустой, потусторонний, невидящий взгляд, - взгляд лайки, не боящейся ни зверя, ни человека, - действовал отрезвляюще. Сергей видел нечто такое, что было недоступно другим. И это было страшно.
- Потерялся, малыш? - глумливо-вежливо спросил его мордатый.
Сергей отрицательно помотал головой. Его беспокоил только третий из них, тот, что стоял чуть поодаль и держал обе руки в карманах. Именно такие, в ослепляющей суматохе драки, бьют ножом в спину... Он решил, что обязательно достанет его: таких он ненавидел больше всего и давил беспощадно. "Интересно, что у него там, - спокойно размышлял Сергей, - нож или кастет?.. Точно что-то небольшое, иначе вынимал бы из внутреннего, глубокого кармана или из-за пояса... Однако они медлят, пора бы уже!"
- Смотри, а то подскажем...- продолжил главарь. Он всё же что-то почувствовал своей шакальей душонкой, и старался разглядеть лицо Сергея в неясном зимнем свете, но тень от капюшона на голове Сергея мешала ему. Тот, что был сзади окончательно занял позицию у Сергея за спиной и был готов действовать. Сергей чувствовал затылком его шакалий взгляд. Мордатый ещё раз быстро глянул по сторонам и, сокращая дистанцию, чуть шагнул вперёд.
- Слышь, ты?! - отрывисто сказал он и еле заметно опустил для удара правое плечо. Его слова послужила сигналом остальным. Они разом, мешая друг другу, двинулись на Сергея, намереваясь как-нибудь сбить его с ног и затоптать. Но ещё раньше, неуловимо раньше окрика "Слышь, ты?!", в тот момент, когда мордатый перешёл ту последнюю, невидимую черту, ту "тонкую красную линию" и отвёл руку для удара, Сергей отпустил давно скрученную в себе яростную пружину, и обманчиво легко двинулся ему навстречу...
Спортзал ещё не открылся, но охранник узнал его и открыл дверь. Было 6:50 утра.
- Раненько ты, раненько, - шутливо приговаривал он, пропуская Сергея внутрь. Сергей сдержано улыбнулся в ответ и сразу пошёл в раздевалку. Охранник закрыл за ним дверь и про себя чертыхнулся. Он никак не мог ужиться с той мыслью, что этот невысокий, коротко остриженный парень лет 23-24, внушал ему страх. Что-то было в его манере держаться и, особенно, во взгляде, что он, 36 летний тренированный мужчина, ветеран, на голову его выше, и килограммов на 20 тяжелее, не мог прямо и твёрдо взглянуть ему в глаза. Вот и сейчас он снова не сдюжил и отвёл взгляд; по телу пробежали противные мурашки.
- Наваждение какое-то, - обиженно пробормотал он, - бред...
Сергей оперативно разделся и сразу прошёл в пустынный и тёмный зал бокса. Он зажёг свет и привычно взялся за скакалку...
Беговые дорожки он не любил. Он предпочитал бегать по улице, со всеми её неровностями, наледью, дождём, слепящим солнцем или снегом. Без малого пять лет самбо и несколько лет бокса приучили его к безукоризненной дисциплине в своих тренировках. Так же, как остальные люди ежедневно ели и пили, он ежедневно тренировался, безо всяких поправок на усталость, болезнь или регулярные травмы. Да, он многому научился на спорте. Эта была та столь необходимая шлифовка и огранка его выдающихся природных данных, без которой они не раскрылись бы полностью. Теперь он знал, что у него нет предела сил, что всегда можно пойти ещё и ещё дальше, перешагивая через лень, боль и, главное, через страх за себя. И всё же, этого было недостаточно. Хоть он и был одним из лучших на тренировках, его сила во многих случаях просто не могла найти себе достойный выход, и даже самые жёсткие (как ему казалось) спарринги так и не смогли перевести его через рубеж самого себя. Он так навсегда и остался бы спортсменом, очень крепким и выносливым парнем, всегда готовым постоять за себя; и был бы зарезан в первом же тёмном подъезде первым же подростком, впервые взявшим в руки нож. Но тогда он этого не знал. Он бывал в разных переделках, и не раз дрался один против двух-трёх человек, и выходил победителем. Но, как не гордился он в тайне этими победами, всё это была ерунда. Его противники желали только драки, а не боя, никто из них не собирался идти до конца, то были просто довольно опасные и жестокие забавы молодых самцов и старый лев легко разогнал бы дюжину таких победителей... Как и полагалось, его судьбу решил случай.
Сергей возвращался домой с дачи. Жаркая июльская электричка была почти полной, и он встал в тамбуре. Там же, о чём-то ожесточённо спорили двое дагестанцев. Один из них, размахивая в пылу спора руками, ударил Сергея по лицу. Чувствуя себя гораздо более сильным, чем эти двое приземистых мужчин, он сдержал свой гнев и ждал извинений. Но те только хмыкнули и ответили грубостью, решив, что он просто испугался. Он не полез за словом в карман...
Такой стремительной и свирепой атаки он не ожидал и не видел больше никогда. Они бросились на него, словно дикие звери и если бы поезд не затормозил в этот момент, и они не потеряли бы на секунду равновесие, дав ему возможность собраться, он был бы жестоко искалечен, а может, попросту, убит. Звон стекла и леденящий звук ударов тела о железо тамбура и кости о кость, мгновенно наполнили пространство. Толпа в вагоне присела и хлынула в дальний конец, подальше от того ужаса, который происходил на площадке. Всё тесное пространство в котором он оказался в одно мгновенье словно взбесилось и вздыбилось, так что он с трудом держался на ногах. Сергея не били, его буквально разрывали на части. Его спиной сразу же выдавил одно из окон, потом, отлетая, он правым локтем высадил другое. Кровь была повсюду. Он скользил на ней и на окровавленных осколках стекла, отбиваясь при этом от бешено наседающих кавказцев, которые от вида и запаха крови совершенно обезумели; их глаза утратили всякое человеческое выражение, они тихо подвывали...
Женщины в вагоне истерично кричали, а мужчины, бледные и растерянные и не думал ему помочь. Только один подвыпивший паренёк решился, было, сунуться в эту рубку, но тут же отлетел, и теперь стоял поодаль, ругаясь и оттирая с лица кровь. Все с ужасом наблюдали нечто чудовищное происходящее в нескольких метрах от них. Они никогда не видел ничего подобного. Это было похоже на бесконтрольные собачьи бои, с той лишь разницей, что вместо двух псов, в тамбуре, не на жизнь, а на смерть, в тугой рычащий клубок сплелись три человекоподобных существа...
На мгновенье схватка распалась. Скорее по наитию, нежели специально, Сергей сбил одного из нападавших ударом в горло и тот, хрипя, свалился под ноги другому. Упавший, задыхаясь и шипя, словно раненный хищник, не желая сдаваться мёртвой хваткой вцепился Сергею в ногу, а второй снова ринулся на него. Сергей с трудом отбил эту атаку и понял, что сейчас упадёт сам. Его силы были на исходе, в глазах темнело, а сердце и лёгкие рвались от натуги, стараясь дать кислород его мышцам. Он снова увидел ненавидящий взгляд противника, его лицо, похожее на дьявольскую маску и вдруг что-то лопнуло и открылось у него внутри. Всё замедлилось и приобрело исключительную, документальную точность и отстранённость. Чётким, расчётливым движением, он ударил набегающего врага двумя плотно сложенными указательным и средним пальцами в глаз и тут же, резко присев, хлёстко ударил его открытой ладонью в пах, а потом ухватив его, рванул руку от себя и вниз. Он был настолько взведён, что даже не услышал крика упавшего и забившегося в судорогах противника. Невероятная сила наполняла его, он наклонился и легко разжал железную хватку второго противника. Держа его руки в своих, он несколько раз ударил противника ногой в лицо. На третьем ударе тот обмяк и закатил глаза. Сергей перешагнул его распластанное на полу тело, подошёл ко второму и молниеносно, с оттяжкой, ударил его кулаком в затылок. Всё стихло. Только какая-то женщина всё ещё всхлипывала в вагоне, да громко плакал чей-то маленький ребёнок. Он презрительно оглядел перекошенные лица пассажиров. Мужчины отводили взгляд... Электричка остановилась. Сергей, пошатываясь, вышел из неё и побрёл по платформе.
Эти короткие, но такие страшные пару минут настоящего боя, полностью раскрыли его. Они стояли нескольких лет его длительного, но вполне "тепличного" обучения. Только теперь он вырвался из своих внутренних оков и ощутил вкус настоящей победы, и это было только началом.
В больнице ему наложили пять швов на голову, четырнадцать на руку и семь на спину. Одно ребро и три пальца на левой руке у него были сломаны. Синяки, ссадины и ушибы в счёт не шли. Сергей поправился быстро. Очень скоро он снова пришёл на занятия, а спустя короткое время, стал почти легендой. "С Жигуновым в спарринг?! - говорили о нём. - Нет уж, спасибо! Он полный псих!" Его стали не то чтобы бояться (хотя это было именно так), а недолюбливать. Он и сам чувствовал что изменился. В нём проснулось что-то новое, жестокое, не спортивное. Он стал прост, обтекаем и смертелен как клинок. Вскоре он ушёл из секции и стал тем, кем и должен был стать - уличным бойцом, одиночкой. С тех пор он всегда занимался один.
На тренировку у него уходило немногим больше больше часа. Но его час стоил трёх. Сергей работал не расслабленно и медлительно, как те культуристы и работяги, приходящие вечером, непрерывно взвешивающиеся, любующиеся своим рельефом у зеркал, а в раздевалке разговаривающие о диетах, нет, он трудился в бешеном, взрывном, совершенно ненормальном темпе, абсолютно не щадя себя. Он прыгал, тянулся, отрабатывал удары и серии до тёмных кругов перед глазами, а потом делал это ещё раз. И ещё. И ещё! В конце, он упорно работал с железом, наращивая свою не очень эффектную, но чрезвычайно эффективную мускульную броню. Ровно в 8:20 он шёл в душ и спешил на работу. Он не любил опаздывать, это было противоестественно его характеру. Стоя в метро, он слушал музыку. В его ушах звенело:
Бризы Атлантики целовали
Руки, горящие на штурвале.
Под Антуаном - синее море и облака.
Вдаль, над плечом - не встречен, не найден -
В небе летит пылающий Лайтинг,
Краткий сигнал, последний привет на всех языках.*
Это была славная песня.
День пролетал незаметно не оставляя в его душе и следа. Он просто зарабатывал деньги. В шесть он заканчивал и, бултыхаясь во всеобщей сутолоке, возвращался домой. Легко поужинав, он переодевался и с наступлением сумерек, как кот, выскальзывал в пустеющий город. Это был его время, его жизнь.
Сергей шагнул мордатому навстречу и в одном плавном, стремительном движении всего своего отлично, как механизм, слаженного тела, перехватил на замахе левой рукой правую руку атакующего, одновременно с этим, своей правой рукой крепко ухватил его за ворот и потянул на себя, и в тот же момент, плотно вжав голову в плечи и слегка подсев, боднул его снизу-вверх в лицо, вложившись в удар всем корпусом. Глухой хруст ломающейся челюсти и булькающий крик стеганул его по ушам. Не отпуская оседающего противника и не прекращая своего змеиного движения, он крутанулся вокруг главаря и бросил его под ноги второму, заднему, который с запозданием бросился ему на спину. Тот второй, высокий и пухлый парень, не успел должным образом среагировать на возникшее под ногами препятствие. Он споткнулся о своего товарища, тщетно попытался удержать равновесие, наклонился вперёд и широко взмахнул руками. В этот "золотой миг", Сергей достал его встречным правым прямым в переносицу. Пухлый рухнул не издав ни звука, как бык на бойне, и перекатившись на бок застыл. Третий, прыщавый и тощий, как и положено трусу, был сообразителен и лёгок на ногу. Он сразу отпрянул в сторону и быстро побежал, вертляво оглядываясь и по-заячьи петляя из стороны в сторону. Сергей молча, как демон, погнался за ним. Увидев погоню, "заяц" взвизгнул и попытался оторваться. Они вихрем пронеслись через заснеженный двор, пересекли детскую площадку и выбежали к старому стадиону. Кругом было пустынно и тихо. "Заяц" выдохся. Сергей резко сократил разделявшее их расстояние и короткой подсечкой сбил его с ног. То кувыркнулся, упал, быстро поднялся на четвереньки и тут же оказался распластанным под обрушившимся на него Сергеем.
- Нет, нет!.. Не надо!.. - кричал он, пытаясь вырваться.
Вжав левой рукой его сальную голову в обледенелый асфальт, Сергей коротко ударил его кулаком в почку. "Заяц" заверещал и инстинктивно протянул правую руку назад, к месту, где было больно. Сергей перехватил его кисть, вывернул её почти до затылка и, встав на неё коленом, перевёл дух.
- Тихо, тихо, - говорил он тоном мясника, - не стони... Ещё не началось.
- А-а-а, - выл прижатый к земле и смертельно испуганный парень. - Не надо, не надо!.. Прошу!.. Оставьте меня! нет! нет!.. Я же просто... А-а-а-а!
Сергей сильнее вдавил его лицо вниз.
- Заткнись!
Он быстро залез в его карман и, что-то нащупав, нехорошо улыбнулся.
- Э-ге-ге-е... Вот оно что!
Он покрутил в руке тяжёлый медный кастет.
- Сам делал? А? Не слышу?! - он дёрнул уже и без того почти вывихнутую руку.
- Не-е-е-ееет! Не я-я-я! А-а-а-а!
- Врёшь, падаль! Убью!..
- Я! Я! Простите!.. - захныкал паренёк.
- Сам виноват. Да ты, потерпи, потерпи... - Сергей быстро надел кастет себе на пальцы и крепко сжал руку. - Сейчас...
- Отпусти, а? Отпусти? - вдруг быстро и отчётливо заговорил парень, перестав от страха чувствовать боль в руке. - Пожалуйста, а?! Я не буду!.. А? Я тут недалеко живу...Правда! Я всё... А-А-А-АААААА!!!
Отчаянный крик разрезал темноту на части и эхом отразился от далёких многоэтажек.
- А-А-А-А-А!!! - продолжал орать он, но Сергей был глух. Он размахнулся снова, и второй раз, наотмашь, ударил отобранным кастетом по сломанному ещё от первого удара локтю. Вопль перешёл в пронзительный, животный визг и внезапно на самой высокой ноте оборвался: парень потерял сознание.
Сергей слез с него и перевернув всмотрелся в его лицо. Покачав головой, он встал, отряхнулся и быстрым шагом направился к домам. Проходя мимо мусорных баков, он выбросил тускло блеснувший кастет. Пора было возвращаться домой.
Я окончательно потерял Сергея из виду около 5 лет назад. Собственно, мы никогда и не были друзьями. Я был трусоват, когда дело доходило до кулаков, и предпочитал держаться особняком, а он, в то время худенький мальчик с мечтательными глазами, был озорником и заводилой среди местных ребят. Мы жили в одном доме, учились в одной школе и бегали одними дворами, но и тогда и сейчас, между нами была пропасть. И всё же, нечто общее связывало нас: это была его старшая сестра.
Ей было 16. Непостижимый возраст для 12 летних мальчишек. Она была высокой, очень стройной и немного меланхоличной девушкой. Её тёмные глаза смотрели печально и строго, и я, со всей мальчишеской пылкостью, был по уши в неё влюблён. У неё был чудесный белый шпиц, Альма, и она часто подолгу гуляла с ней. Мне тоже наконец-то купили долгожданную собаку - крепенького и ладного миттельшнауцера. Я был безмерно счастлив и пропадал с ним на улице часами. Мой питомец рос, матерел и иногда играл с Альмой. Тогда мы невольно шли рядом, и моё сердце замирало и почти останавливалось в груди. Была ли Ольга красивой? Я не знаю. Её русые волосы спокойно спускались на тонкие плечи, а хрупкие ладони бережно несли изящный тонкий поводок или прутик, который она изредка бросала Альме. Летом она носила длинные, светлые платья, и её образ навсегда остался во мне как некий воздушный, прозрачный и почти бестелесный идеал женственности. Впрочем, я могу ошибаться.
Увидев нас вместе, девчонки, мои ровесницы, начинали шептаться и хихикать, заставляя меня безбожно краснеть и проклинать их. Ольга тогда смотрела на меня искоса и слегка улыбалась. Сергей редко ходил с ней: у него было слишком много других дел. Встретив нас вместе, он всегда очень серьёзно жал мне руку и никогда не подшучивал. Я был очень благодарен ему за это.
В то воскресенье, в конце апреля, они пошли гулять с Альмой вместе. Недалеко от нашего дома был старый парк, и собакам там было настоящее раздолье. Нагулявшись, они засветло возвращались по самой дальней, пустынной аллее, которая выходила на улицу, ведущую к нашему дому. В одном месте, они заметили компанию ребят, но не стали сходить с дороги: в лесу была жуткая грязь. Ребят было четверо. Самому старшему было около 18, остальным лет по 15. Когда они проходили мимо, кто-то грубо пошутили в адрес Ольги. Она промолчала и, сдерживая возмущённого Сергея, взяла его под руку и ускорила шаг. Сергей шёл с трясущимися от гнева губами. Оскорбления продолжали нестись им вслед. Заигравшаяся и отставшая Альма, собака очень ласковая и дружелюбная, пробегая мимо ребят, обнюхала одного. И тогда тот, старший, сильно ударил её ногой под брюхо. Ольга обернулась на собачий визг, и Сергей вырвался из её рук. Он кинулся к обидчику и сходу, дважды так ударил его в лицо, что у того пошла носом кровь. Завязалась потасовка. Сергей настолько рассвирепел, что его ни как не могли остановить. Захлёбываясь слезами и кровью, он снова и снова бросался на всех подряд, падая и снова вскакивая. Разозлившись, старший ударил его кулаком в лицо со всей силы. Последнее что помнил Сергей до сотрясения мозга, это крупная аляповатая золотая печатка на пальце того подонка. Она разорвала ему нижнюю губу, оставив ему на память его первый, маленький, белый, ветвящийся шрам.
В пылу драки, Ольга пыталась помочь брату, отталкивая и стегая кого-то поводком по спине и по лицу. Её грубо ударили в грудь и она, неудачно упав сломала себе левую руку, да так, что кость, прорвав мясо и кожу выскочила наружу, сквозь запястье. В тот же миг окончательно рухнул и Сергей, после чего испуганные "молодцы" спешно ретировались...
Невзирая на жгучую боль, Ольга одной рукой дотащила брата за шиворот оставшиеся полкилометра до дороги, а там, их подобрала машина. Сергей очнулся в больнице. Все и особенно Ольга, очень волновались за него, но он быстро пошёл на поправку. С Ольгой, всё обстояло гораздо хуже...
Перелом оказался очень тяжёлым, а рана инфицированной. Рука гноилась и долго не срасталась. Ольге сделали несколько сложных операций и, в общей сложности, она провела в больницах полгода. А когда её выписали, у неё начался рак. Обнаружилось это уже слишком поздно...
Как-то осенью, я прогулял школу и (как оказалось) в последний раз увидел Олю. Она стеснялась теперь гулять со всеми собачниками и выходила с Альмой позже обычного. Она была необычайно худа, почти невесома, а под глазами у неё залегли глубокие, чёрные тени. Оля не заметила меня и прошла совсем близко, словно призрак, той, когда-то знакомой мне, молодой девушки. Она быстро устала и повернула к дому. Больше она во двор не выходила. Спустя два месяца она умерла.
Никого из тех ребят не нашли. Да их и не особенно искали. Только Сергей, разом изменившийся, повзрослевший, молчаливый и собранный, всегда помнил о той трагедии.
Он отчётливо помнил каждое лицо тех подонков, и до боли в глазах искал их в толпе, сжимая в кармане отточенный до состояния опасной бритвы нож. Потом он с родителями переехал. Потом пошёл в армию, а я - в колледж. Мы не виделись много лет, а увидевшись, не знали о чём говорить. Мне думалось, что я многое безвозвратно забыл, но, увидев его глаза, почувствовав исходящую от него грозную силу, сразу вспомнил. Мы немного прошлись и он сдержанно, с недомолвками, рассказал о себе. Его можно было принять за сумасшедшего или одержимого. Он жил странной, немыслимой для обычного человека жизнью, подчиняясь собственному, таинственному и мрачному ритму, держась своего свода законов и правил, нерушимый строй которых он выполнял непреклонно, без раздумий, как машина. Это производило гнетущее и вместе с тем, глубоко задевающее за живое, впечатление.
С тех пор мы больше не виделись. Раз, до меня дошли слухи, что он в больнице и умирает. Ему действительно пробили голову железным уголком, но он снова выкарабкался и быстро встал на ноги. И я понял, что он просто не мог пока умереть. Его время ещё не пришло.
Я не знаю, где он сейчас, но я точно знаю, что он делает в эту минуту. Он ищет их. Ищет долго и без устали. Ночью и днём, в жару и холод, во сне и наяву. Всегда. Ищет, чтобы найти, а не чтобы искать.
Я начинаю забывать его лицо, но отчётливо помню его взгляд. Он смотрит сквозь меня и в кровавой мутной дымке видит лица тех людей. Странная, бросающая в дрожь усмешка витает на его губах. Люди отворачиваются от этого взгляда. Им страшно. Теперь я знаю почему: ведь так улыбается сама смерть.
* - строки из песни Олега Медведева «Марш Небесных связистов»