Так вышло

Так вышло

Так вышло.

Размытое, пятно запутавшегося в тучах солнца коснулось вершин холмов, и c блекло-серого неба снова повалил снег. Весна уже вступала в свои права но здесь, рядом с предгорьями Расколотого хребта, это почти ничего не значило. Пришедший с севера порыв пронизывающе-ледяного ветра колыхнул туман, принося запахи гниющих трав, напитанного влагой мха, захлебнувшейся в идущих больше седмицы дождях, земли, и чего-то необъяснимого, неуловимо мерзкого, напоминающего о проломленных черепах, поедающих плоть червях, грызущихся, за наполовину обглоданные кости, тощих, кишащих паразитами падальщиках, и всего того, что случается с теми, кто, либо от недостатка ума, либо от избытка самоуверенности, решил в одиночку сунуться к границе северных пустошей.

С чваканьем выдернув из, изображающего из себя тропу, полужидкого месива, перемотанный кожаными ремешками сапог, бредущая в сторону холмов, замотанная в видавший виды плед фигура, приостановившись, распрямилась во весь свой впечатляющий рост, и с громким вздохом выпустив изо рта, тут же растаявшее на ветру, облако пара, поправила, лежащее на плечах, словно коромысло, древко тяжелой двуручной секиры. Ветер снова рванул туман и стало видно, что это женщина. Молодая, едва ли разменявшая вторую дюжину лет. Ее можно было бы назвать привлекательной, но... Слишком высокая, слишком крепкая. Слишком мускулистый торс, слишком широкие плечи, слишком развитые руки и ноги, слишком жилистая шея, слишком жесткие и выразительные черты, словно вырезанного опытным резчиком, из твердой северной березы, лица. Слишком много «слишком». Возможно, в более обитаемых и просвещенных землях нашлось бы немало острословов, что не преминули бы посмеяться над нарядом и внешностью путешественницы. Например сказать пару фраз о том, что северным дикарям - кочевникам, место за Расколотым хребтом, а пускать их в цивилизованные земли, все равно, что усадить за пиршественный стол дикого вепря. Или припомнить истории про народ столь глупый и жадный, что смешал свою кровь с чуждым, противным самой природе этого мира, семенем, за что и был изгнан справедливыми богами и древними героями с благодатных земель, в гниющие от порчи пустоши и промороженные до самых корней горы. Много чего могли бы сказать. Могли бы, если бы не одно «но». Глаза женщины. Стоило весельчаку посмотреть в них и слова застревали где-то в горле. Два, густо подведенных углем, блеклых, вымороженных злой зимней стужей, провала в ледяную бездну, заставляли замолкать и отводить взгляд большинство людей. В какой-то мере это было мудро. Нордлинги равно славились как непревзойденной силой и выносливостью, так и болезненной гордостью и вспыльчивостью. Как говорили в народе - из самой мирной крупы драку сварят.

- Покажитесь. - Голос у северянки оказался неожиданно мелодичным.

- Вот гадство… - Вышедший из-за вросшего в землю паре десятков шагов выше по склону здоровенного валуна высокий, одетый в нечто отдаленно напоминающее форму имперских егерей, тощий, как паук сенокосец, мужчина, неловко откинул за спину, успевший покрыться хлопьями снега, широкий плащ и оглушительно чихнув, продемонстрировал женщине взведенный, снаряженный коротким, подозрительно похожим на лишенный шляпки гвоздь, болтом, арбалет. – Не дури.

- Хм... Громко шмыгнув носом великанша сплюнула под ноги и уставилась на стрелка тяжелым немигающим взглядом. – Сам не дури. – Наконец протянула она, и подчеркнуто медленно сняв с плеч свое оружие погрузив окованный железом конец рукояти в раскисшую землю, навалилась на обух словно уставший проповедник на патериссу. – И охота вам в такую погоду здесь зады мочить?

- Тебя не спросили. - Растущий по другой стороне дороги чахлый, могущий скрыть разве что тощую ворону, куст дрогнул, и из-за него, неловко, поминутно оскальзываясь в стекающей по склону холма жиже, выбрался, второй, смуглый, удивительно подтянутый и гибкий, несмотря на сплошь, покрывшую поросль коротко остриженных волос, седину, и избороздившие лицо морщины, мужик. – Бесова погода... – Одернув прикрывающую торс латанную в десятке мест кольчугу, седой, поправил висящий на поясе исшарканный, лишившийся ножен, но явно острый кавалерийский меч. – Как же холодно, м-мать его.

- Ветер с гор идет. Старый ворчун дышит. – Согласно качнув головой дикарка запустила руку в копну собранных в дюжину неопрятных, блестящих от втертого жира, косиц, блекло золотистых словно перележавшее на солнце сено, волос, извлекла из них нечто маленькое, неприятно шевелящееся и щелчком отправив в наполовину промерзшую лужу, брезгливо вытерла пальцы о прикрывающий бедра край промокшего пледа. - Может и стужа случиться...

- Стужа? Это холод, что ли?- Озадаченно поскреб щетинистый подбородок седой. – А сейчас, тогда, что?

Великанша задумалась. Огляделась по сторонам. Проводила взглядом проплывшую перед лицом одинокую снежинку. Снова почесала в затылке.

- Туман. Снег. – Заключила она наконец. – Еще не стужа.

- Ага. – Медленно кивнул мечник. – Не стужа значит.

- Ты вообще кто такая? На деревенскую не похожа. Из баронских что ли? – Прищурился стрелок.

- Благородные таких как я не любит. – Болезненно скривилась северянка.

- Таких, как ты никто не любит. – Оскалился, небрежно качнув арбалетом тощий.

- Золото, каменья драгоценные, перец черный или красный, красноголовые грибы сырые или сушеные, катайское молоко, дубинки и цепы молотильные тяжелее двух унций, ножи альбо кинжалы с лезвием длиннее ладони, иное боевое оружие имеется? - Почесал, крупный, загнутый словно клюв орла, выдающего в нем уроженца южных провинций Великой священной империи, нос, седой, и бросив короткий взгляд на, с каждой минутой, казалось, опускающееся все ниже небо, зябко передернув плечами принялся отряхивать от грязи и прилипшего мусора, некогда зеленый, а сейчас, скорее серо-бурый, плащ.