Там где цветут эдельвейсы

Часть 1

Я застал Машку в большой комнате с портретом Андрюхи в руках, опять всю в слезах.

Этот долбаный сюжет повторяется изо дня в день. Похоже, что я ничего никогда не смогу изменить, а так хочется, чтобы жизнь перестала зависеть от него, от моего бывшего друга.

Я ненавижу его. Просто ненавижу, хотя нельзя ненавидеть мёртвого, тем более друга.

Зато Машка продолжает любить…

— Тебе валерьянки накапать? — Я спросил лишь для того, чтобы она обратила на меня внимание.

— Митя, родной, я не верю в его смерть.

Я забрал у неё фотографию, вытер с защитной плёнки ладонью капли слёз и поставил на место, за стекло книжной полки.

— Машенька, — я поднял её на руки и вместе с ней аккуратно уселся на диван, — Машенька, любимая, ты осознаёшь, что мне тоже трудно, мы решили быть вместе, у нас сын…

— Это его сын, Митя. Понимаешь, его.

— Да. Я всегда знал, что Пашкин отец — Андрей, но папой он называет меня. Маша, я клянусь тебе, что как только он сможет понять — я всё честно расскажу ему. Он будет знать, кто его отец.

— Я не верю в смерть Андрея, — она продолжала повторять одно и то же. — Я очень хорошо знаю его, он не мог умереть. Он спортсмен, он сильный, ловкий, умный. Митя, он не мог умереть!

— Хорошо. Допустим, что он жив. Прошло два года. Где он? Почему не даёт о себе знать? Ты же исключаешь возможность того, что он бросил вас с Пашкой?

— Получается, не только нас, но и своих родителей, и тебя тоже. Разве нет? Митя, я хочу знать правду.

— Ты её знаешь. Его накрыло лавиной.

— Только тело так и не нашли.

— Маша, лавина — это тонны снега, это невероятная сила, это смертоносная мощь.

— Кому ты всё это рассказываешь? Мне? Я единственный раз не поехала с ним.

— Ты была беременна, я помню.

— Почему не поехал ты?

— Потому что это было его задание, его гвоздь, его репортаж. А у меня было другое. Я в шахты тогда спускался, расследовал смерть шахтёров в Караганде. Если хочешь, я тебе принесу тот очерк из архивов или в нете сейчас найду. Ты меня обвиняешь в трагедии, случившейся с Андреем? Маша, он был моим другом.

— Только ты любил меня, а я — его.

— Дружбу из-за бабы не предают.

Она дёрнулась и встала с моих колен.

— Я для тебя лишь баба?

— Кто я для тебя, Маша?

Она внимательно и испытующе смотрела в мои глаза.

— Митя, прости. Я никак не могу справиться с собой. Он мне снится: то зовёт меня, то обвиняет… Прости. Конечно, я не должна так себя вести. Я очень благодарна тебе за твою поддержку, за то, что у Пашки есть отец.

— А у тебя мужчина для удовлетворения твоих потребностей. Так?

— Митя, ты не прав. Просто, наверно, в новые отношения надо вступать, покончив со старыми, а у нас с тобой всё кувырком. Ты хочешь уйти?

— Я хочу семью. Нормальную, такую, которая тылом является.

— Что будем делать?

— Решай. Пашка в детский сад идёт завтра третий день, ты можешь начать работать, материально я буду помогать. Но я устал от твоих истерик, от того, что в постели мы всегда втроём. Его призрак неизменно с нами. От того, что ты называешь меня его именем, да хотя бы от того, что ты меня используешь, а не любишь.

— Люблю, Митя.

— Ты уверена?

— Да.

— А если он вернётся?

— Не знаю. Мить, как я могу знать? Хотя думаю об этом каждый день. Я же счастлива с тобой.

— Но продолжаешь его любить.

— Я не знаю! Не знаю, любовь ли это или болезнь. Он умер так внезапно, что я не верю в его смерть. Если бы я труп видела… А то ушёл в дверь, поцеловал на прощание и обещал вернуться. Митька, пойдём спать. Утро вечера мудренее. Не обижайся ты на меня. Пожалуйста, не обижайся.

Мы остаёмся с ней вдвоём на огромной двухспальной кровати. Сна нет.

Она целует мою грудь, трётся носом, и я, забыв о неприятном разговоре, отдаюсь чувствам,тону в ощущениях и понимаю, что нет более желанной женщины, чем она, моя Мария. Я овладеваю ею немного грубо, но так, как она любит.

Уже засыпая, слышу её тихий шёпот:

— Мне так хорошо с тобой, Митька.

И мне хорошо, когда ты плавишься в моих руках, думаю я. В моих, не его. Когда я вхожу в тебя и ты поддаёшься мне, когда ты кричишь. Я знаю тебя, чувствую и хочу всегда.

Утром, не в силах разлепить глаза, просыпаюсь от её ласк и поцелуев.

Сын играет кубиками на полу тут же рядом. Я не могу при нём, но хочу её до безумия. Она тоже хочет меня.

— Пашка ещё ничего не понимает, — произносит Маша, форсируя свои провокационные действия.

И я сдаюсь.

Мы делаем это под одеялом, второпях. Я даже не замечаю, получила ли она удовольствие. Присутствие ребёнка рядом решает всё.

— Митя, после садика я отвезу Пашку к маме. Ужин при свечах и мы вдвоём. Согласен? Мой план хорош?

— Спрашиваешь! — Я безумно рад Машиному предложению.

— Так не опаздывай, — говорит она и снова целует меня в грудь.

Я лечу на работу окрылённый, настроение отличное, дурных мыслей больше нет, и мир вокруг прекрасен.

Я высаживаю Марию с Пашкой из автомобиля у детского сада и чувствую, что опаздываю на летучку в редакции.

Но испортить мне настроение не может ничто и никто, даже шеф. И пробка на дороге, в которую я встрял и встал намертво.

Я вспоминаю о незаконченной статье, набираю текст тут же, в машине, на лаптопе. На планшет падает письмо.

Открою его в редакции. Сейчас не до этого, впереди явно что-то случилось — по обочине дороги мчится «скорая», потом несколько нарядов полиции.

Опять авария, главное, чтобы без жертв. Машины медленно начинают движение, пусть в один ряд, но всё же. Я успел дописать статью и скинуть её на комп начальнику отдела.

Теперь можно не торопиться, я сделал всё.

Выруливаю на обочину, беру в руки фотоаппарат и пешком, захлопнув дверцу автомобиля, иду к месту аварии.