Танцы над морем. Новый роман и старые заморочки

Танцы над морем. Новый роман и старые заморочки

Танцы над морем. Новая любовь и старые заморочки

Припарковались у края плато. Отсюда рукой подать до плавно нисходящей к морю аллеи. Выйдя из машины, Фомин и Даша на минутку остановились на краю обрыва, и он бессознательно обнял ее за талию. Справа, на карнавально нарядном небе, какая-то невероятная пунцово-зеленая чересполосица заката исподволь вытеснялась глубокой ночной синью. А слева – за рассыпанным под ногами прибрежным скоплением ночных клубов, дискотек и ресторанов, за пестрой сумятицей призывных огней, за всем этим выпендрёжем колоннад, террас и шатров – мерно дышала графитовая ткань моря с идеально ровной линией отреза, прочерченной по горизонту синим мелком.

– Волшебно! Если бы я был художником, – выдохнул Игорь.

– Ах, если бы ты… – не дала ему закончить Даша. – Пейзаж чуден. Только ты же знаешь, у меня сейчас период натюрморта, Отрадно то, что ты стал не только смотреть, но и видеть. – Училка попалась неплохая, – произнес он и поцеловал её за ушком.

– Я тебе дам, неплохая! – в притворном возмущении Даша развернулась к нему соблазнительным декольте и воззрилась в его лицо распахнутыми глазами. Они жадно смотрелись друг в друга какое-то время, пока Фома не расслышал в себе давнюю нежную мелоди.ю и не произнес чуть слышно: – Я теперь дорогу эту как на крыльях пролетаю потому что ждешь меня ты потому что я влюблен.

Всё же вернулись к вечерней повестке и направились к аллее. Тут и подтвердилось, что отзыв художницы о его крепнущей зоркости вполне справедлив. Краем глаза Фомин ненароком зацепил вишневую Хонду с хорошо знакомыми номерами. Машина пуста, но включен ближний свет. “Как-то неаккуратно. Ну да, некоторые дамы за рулем не заморачиваются подобными пустяками. Ладно, не язви, бывает. Понятно, она тоже будет на вечеринке. И что? Не трогать? Или предупредить? Сказать нельзя промолчать, – Фомин вздохнул про себя. – Где запятую будем ставить?” Вот зачем цепляет прошлое, когда тебе так хорошо.

Даша с Игорем спустились на побережье. С разных сторон неслась разностильная музыка, в каждом клубном заведении своя. Только их звали другие ритмы, они предвкушали прожить несколько часов в особом мире. Они шли на сальса пати. Тот, кто однажды поймал колдовской ритм соуса по-кубински, пропал навсегда.

Ошвартованный у берега парусник носил испанское имя “Эстреллита”. Кораблем он, конечно, не был, но убранство стильного клуба включало и парусиновое полотно над головой, и корабельную доску под ногами, и белоснежный изыск лееров и такелажа, и внятный плеск волн под высоким бортом. А насквозь продуваемая морским бризом танцпалуба – лучшее место для кубинских ритмов в жаркую июльскую ночь. Фомин знал это с прошлогодней парусной вечеринки.

Тогда и был обнаружен клад.

Разгоряченные недавней большой, на два десятка пар, руэдой – когда после каждой фигуры происходит смена партнерши – группа девушек и кавалеров принялась с жаром обсуждать, кто из побывавших в городе звездных кубинских сальсеро круче. В финале диспута кандидатов на лидерство осталось двое.

– Серхио без устали вел уроки с утра до вечера, а потом еще допоздна на пати пристраивал бакуны одна за одной.

– Зато Майкел Фонтс мог держаться с партнершами сдержанно-благородно: пиджак, белые манжеты, просто икона стиля. И вдруг сбрасывал этот хлам и взрывался, точно вулкан, переполненный горячей лавой. Майкел – брутальнее.

– Сама проверяла? Или по слухам? – вкрадчиво вопросил Фомин. За что и получил от Миранды ощутимый шлепок по губам трескучим бамбуковым веером:

– С тобой я больше не танцую!

Вспыхнувший пожар бросилась тушить Кэрол:

– Да что вы, в самом деле! Успокойтесь оба! Как же это здорово, что такие крутые кубинские парни зажигали в нашем городе!

– Да и какая разница, кто круче! Сама занесенная к нам попутным ветром сальса кубана – счастливая находка! Кубинский подарок бледнолицым братьям.

– И сестрам! И не подарок. Это просто клад!

– Удивительный клад. Какой-то безразмерный. Его на всех, кто осилит бэйсик, хватит.

Жгучая брюнетка Миранда порхала на танцполе, словно экзотическая бабочка. Она преподавала испвнский, и студенты знали ее как Марину Анатольевну, но в сальса-тусовке это была Миранда. Она успела попрактиковаться в языке и кубинском касино и в Мадриде, и в Гаване, а на всех здешних фестивалях с участием кубинских танцоров работала переводчицей.

Танцевать с Фоминым они резко прекратили через два месяца.

Вот и паруса “Эстреллиты”. Даша с Игорем замкнули друг другу на запястьях входные оранжевые ленточки и ступили на палубу. С народом на танцполе и вокруг было пока не густо, колдующий за диджейским пультом импозантный Буффон включал для затравки давно знакомые треки.

Они заняли столик у борта и с ритуальными приветствиями, объятиями и поцелуями обошли ближний круг друзей-знакомых: – Ола, корасон!

Фомин вспомнил о зажженных фарах и взглянул по сторонам. Небрежный водитель в обтягивающем лимонно-желтом платье беспечно кокетничал с общим любимцем Максом, победителем недавнего танцевального конкурса в столице. Устная речь чемпиона не была его коньком, зато язык тела развивался столь успешно, что его уже вовсю приглашали на мастер-классы в другие города.

Фомин с облегчением почувствовал, что ему всё это совершенно фиолетово, а хранить молчание будет недостойно. Он подошел и пожал руку Максу. Извинившись за вторжение в беседу, нейтральным тоном сообщил о замеченном косяке в эксплуатации автомобиля Хёндай. Миранда и бровью не повела, но и Фомин не нервничал – сделал, что мог.

На сухие, резкие, как ром, удары клаве отозвались упругим звуком конги, зазвенел веселый колокольчик кампаны, и понеслась озорная мелодия сальсы. Уно, дос, трес. Синко, сейс, сьете. Вбитый в подсознание, затейливый бойкий ритм разом разгонял кровь и поселял нетерпение в ногах.

– Первая бачата – наша? – утвердительно спросил Игорь у Даши и позвал на начавшуюся сальсу Катю, партнершу, с которой можно было от души разгуляться в широких пасео, василала и сакала, пока на площадке плело кружева не так много пар. На следующий танец пригласил прилежную ученицу Кэрол, и они прошлись по усвоенному материалу последних занятий – ее непреодолимая рациональность превращала танец с партнером в подобие шахматной партии.
Ну вот и нежная бачата, и Фомин вывел на танцпол Дашу. Они сделали несколько начальных фигур, потом сознание заметно ослабло, и дальше он ощущал только ее чуткое тело и сладкое колдовство ритма. Когда мелодия истаяла, и вернулись зрение и прочие органы чувств, Даша сказала: