- Проклятье! – тихо прошипел Джим, вбивая в щеки белую пудру. – Какое же это бесстыдство – так выкаблучиваться перед ним! И главное, не малые же дети, не ограниченная молодежь – взрослые люди, с заслугами, с репутацией! "Мистер Бааайнс, не соизволите ли Выыы выступить со своим лучшим нооомером..." – пародировал Джим Байнс комиссию по зрелищам. Он так активно жестикулировал, что испачкал зеркало тесной гримёрки тушью и чуть не смахнул локтем целую бутылку лосьона.
Несколько тусклых лампочек изредка мигали. Старые, как актерский чемоданчик Джима, занавески пахли пылью. Они легонько подрагивали при дуновении ветра из открытого окна. Углы крашенных деревянных ставней царапали полотна занавесок.
- Придумали, надо же, придумали они, – бурчал Джим. – Концерт им видите ли надо организовать. И для кого, для кого?! Для этого жалкого, старого... – каждое слово Джим выговаривал с напряжением, краснел, плевался и стал терять контроль над собой, как дверь приоткрылась, чтобы пропищать "Извините, я ошиблась" и закрыться снова.
Большая стрелка простеньких настенных часов указала на восемь вечера под взглядом Джима. Пока он кривлялся, пудра набилась в складки вокруг глаз, а дешевая тушь отпечаталась на веках, из-за чего он стал похож на потрепанного клоуна. Исправлять свой грим он не стал, а просто плюхнулся на стул и просидел так в послеистеричном бессилии минут двадцать, даже не отвлекшись на муху, которую вопреки своему назначению пропустили занавески. Муха тем временем сделала пару кругов по комнате и села на стену возле одной из мигающих лампочек, чтобы медленно, медленно умереть. Коридор постепенно заполнялся людьми, шум нарастал, но тяжёлая дверь ещё держала оборону от этих назойливых артистиков, как назвал бы их Джим, если бы случайно не провалился в сон. В комнату ворвался ветер, ставни резко стукнули и разбудили приснувшего Джима.
- Что это я? Уснул? Надо же, видел бы меня король! Виртуозы так вас уважают, что спят посреди вашего праздника, хохохо! – Джим был болезненно весел.
- Ладно, мне пора идти, – на выдохе проговорил Джим, резко сменив настроение. – Мне, человеку в полном рассудке, человеку, знающему себе цену, пора пойти и выступить в этом цирке, в этом тщеславно-унизительном мероприятии. О боги, какие моральные испытания вы уготовили мне в этот вечер! – он поднялся со стула, повернулся к зеркалу боком, поправил костюм.
"Какая чееесть, мистер Бааайнс", – протянул Джим еще раз своему отражению, чтобы вспомнить почетче эту противную интонацию и ещё больше разозлить себя.
Поверхность двери несколько раз встретилась с чьим-то робким кулачком.
- Мистер Джим Байнс? Скоро ваш выход! Идёмте же скорее, – эти слова с усилием продирались сквозь шум певцов, танцовщиков, фокусников и других артистов, толпящихся по всей длине коридора. В узкой щели приоткрытой двери сверкнуло несколько золотых кудрей. Джим дёрнул дверь на себя с фразой "Маэстро Джим Байнс знает, когда ему выходить!", решительно шагнул в коридор и, продолжая ворчать, направился влево по коридору, к кулисам.
Cerasa, 12.7'21