Танец с лентами

17. Тогда

В больнице пахло страданиями. Тяжело, густо, беспощадно — вонь выводила из себя. Весь первый день, когда Саша пришла в сознание, она тупо пялилась в потолок. По побелке пробежали паутинки-трещины, и казалось: вот-вот она рухнет на голову. В палате лежало шестеро, но их Саша даже не различала — никого не было, кроме неё и потолка.

Её пичкали таблетками, вкалывали обезболивающие средства, от которых рассудок плыл. Но она всё равно расслышала сквозь туман: тяжелый перелом, вряд ли срастется как надо, возможно, Саша будет хромать всю оставшуюся жизнь. В остальном — никаких серьезных повреждений.

«Бог отвел», — прошелестела бабушка.

Её нашли в кювете в осколках стекол. Вылетевшую через лобовое стекло покореженной иномарки. Кто-то вызвал скорую помощь, и Саша сама, когда очнулась, попросила позвонить бабушке. Хорошо, что её номер она помнила наизусть. Та прилетела моментально.

— Расскажи милиции, что произошло, — требовала та, постаревшая мигом на десяток лет.

Саша разводила руками. Она решила сбежать — да-да, одна — и оказалась на шоссе. Как туда добралась? Пешком. А потом её сбил автомобиль. Где водитель иномарки? Не имеет никакого представления.

Нельзя подставлять Никиту.

Ни в коем случае.

Только не его.

— Александра, — бабушка теребила край одеяла, — не городи ерунды. Ты вылетела из машины. И с тобой был Никита Герасимов. Мне всё известно. Этот гаденыш предложил тебе покататься? Скажи правду, деточка! У него нет водительских прав, его обязательно посадят. Он вел пьяный, да?

Саша не сдавалась до последнего. Её ответы были короткими и резкими. Никакого Никиты рядом с собой она не помнит — ну и что, что машина принадлежит его родителям. Она сама, всё сама. И вообще, у неё провалы в памяти. Саше не поверили, а усатый полицейский, который записывал под диктовку её слова, напоследок бросил:

— Будешь врать — тебя упекут за ложные показания.

Но Саша не боялась тюрьмы. Главное — Никита. Как он, что с ним? Он жив?! Неделю она думать ни о чем не могла, кроме него. Засыпала после уколов, просыпалась посреди ночи и пыталась вскочить со скрипучей койки: где Никита?!

Много позже, спустя десяток однообразных дней наедине с потолком, до неё дошло: сложный перелом означает одно — она никогда не сможет заниматься гимнастикой.

Теперь во всех её снах алые ленты стремительно таяли, утекали из-под пальцев, змеями сползали по ногам.

Никита пришел нескоро, но все-таки пришел! Он выловил момент, когда отлучилась надзирательница-бабушка, и украдкой вошел в палату, поздоровался со всеми. Его лицо украшали заживающие ссадины, а правая рука была перебинтована от пальцев и до запястья. Он выглядел виновато-пристыженным и постоянно озирался.

— Как ты? — спросил, отведя взгляд в сторонку.

Саша отмахнулась. Жить будет. Ей было так тесно в одной палате с ним, этим великолепным светловолосым мальчишкой. Ей бы прижаться к нему всем телом и мурлыкать точно кошке, тереться о его плечо. Но она неспособна подняться, а он держится на расстоянии.

Как чужак.

— Слышал, поправляешься?

— Да. А как ты? Ник, тебя не накажут?

Никита достал из внутреннего кармана куртки белый конверт, нерешительно помял край.

— Нет. — Покрутил конверт  в пальцах. — У отца есть связи. Родители отмазали нас. Тебя тоже не накажут.

А её-то за что?..

Саша пыталась понять, в чем её вина, но не могла припомнить ничего такого. Это случайность, и не более того. Резкий поворот, отсутствие дорожного знака. Никита ведь не специально повел машину в кювет, а Саша не специально вылетела через стекло.

Она на любом допросе так и скажет!

— В общем, — он приблизился близко-близко, и от него разило усталостью, — держи.

Девушка протянула руку, но Никита не коснулся своими пальцами её. Положил конверт на одеяло.

— Выздоравливай, — бросил напоследок и исчез быстрее, чем Саша успела опомниться.

Зачем-то она понюхала конверт прежде, чем развернуть его. Обычный листочек в клеточку, знакомый почерк, буквы скачущие, мальчишечьи.

«Саш, давай останемся друзьями?» — выцепила из текста одну-единственную фразу, которая разрушила весь мир.

Взрыв! И мечты, надежды, воспоминания осыпались к ногам как те фантики из мусорного пакета.

Слезы застилали глаза, а буквы скакали блохами, пока Саша читала последнее Никитино письмо.

«Саш, прости меня за что, что произошло. Надеюсь, твоя нога срастется… и ты сможешь танцевать с лентами. Я не должен был заставлять тебя куда-то ехать, а ты не отговорила меня. Авария — наша общая ошибка.

Давай останемся друзьями? Родители правы: нам нельзя быть вместе, мы всё разрушили. Эта авария — знак судьбы… так сказала мама. Я согласен с ней.