Танец с лентами

40. Сейчас

На выздоровление понадобилось две недели. Я приходила в себя, непонимающе хлопала глазами, пила какие-то витамины и безвкусные пилюли, подсунутые Егором. Ко мне даже вызывали некого элитного врача, и тот заявил, что всё это — последствия сильнейшего стресса (будто бы это было не очевидно). Предложил сильное успокоительное, от которого Егор отказался. В глубине души он мечтал, как всё у нас наладится, но сегодня я окончательно съехала из квартиры. Если ему когда-либо понадобится помощь, любая, — я сделаю всё. Да только жить с нелюбимым — выше моих сил. Даже в те дни, когда я ненавидела Никиту так, что горчило во рту, мне не было настолько тяжко находиться наедине с ним; не хотелось выть, не хотелось сбежать.

В комнате общежития, которую я честно оплачиваю (чтобы в любой момент вернуться сюда), пахнет пылью и воспоминаниями: об Ире, о нас, о прошлом, о первых наших победах и поражениях. До чего я докатилась? Мечтала растоптать человека, неделями продумывала планы мести. Где та невинная девочка с лентами, которая приходит ко мне в кошмарах? Почему все её мечты стерлись, а заменила их тьма?

Нет, месть – это яд. Это худшее проявление душевной черноты, и всякий прожитый день, час, минуту я расплачиваюсь за свои поступки. Мне тошно от сотворенного, да только другого пути, чтобы развести нас с Никитой, я не видела ни тогда, ни сейчас.

Нас бы вечно тянуло друг к другу, и эту порочную связь нужно было порвать одним взмахом.  

На той неделе меня вызывал следователь по делу Иры, но я ничего ему не смогла сказать, как бы ни хотела. Расследование зашло в тупик, как и дело об украденных деньгах из нашего сейфа.

Наверное, это начало конца.

Нет! Я должна выстоять. Хватит вести себя как тряпка, которую жизнь ничему не научила. Стенаю, ною, плачу. Возможно, я не смогу отомстить за Иру, но вернуть «Ли-бертэ» в моих интересах.

Что ж, попытаемся что-нибудь изменить...

На мой звонок Лера отвечает моментально, будто я скажу ей какую-нибудь обнадеживающую новость.

— Да?!

— Лер, сколько денег нужно, чтобы встать на ноги?

Если бы я хоть что-то понимала в финансах, то рассчитала бы сама. Но, к сожалению, остается только надеяться, что эта сумма подъемна и адекватна.

— Саша, — она запинается, — тут такое дело… — долгое молчание. — Нам уже ничем не помочь.

Я разеваю рот как рыбешка, выброшенная на берег. Зажмуриваюсь, надеясь, что эта фраза испарится.

— Но есть и хорошая новость… Тот клиент…

— Какой клиент?!

— Который хотел купить нашу фирму, готов сделать покупку и сейчас. — Лера глупо хихикает. — В прибыли от сделки мы, конечно, проиграем, да и должностей нам не дадут, но…

— Нет! — рычу я. — Мы справимся сами!

— Не справимся, — чеканит она резко и даже с ненавистью. — За то время, что ты болела, всё стало совсем плохо. Новость о смерти Иры подкосила наши продажи. Клиенты уходят, «Ли-бертэ» закроется и так, и иначе. Саш, если ты не собираешься слушать умных идей, то я не буду помогать тебе. Выкарабкивайся сама, свою долю я продам в ближайшее время.

И вешает трубку, не дав мне закончить мысль.

Да без проблем, выкарабкаюсь. Надеюсь, пары миллионов, которые я выручу с продажи бабушкиной квартиры, а также какого-нибудь потребительского кредита, хватит, чтобы восстановиться.

Я обзваниваю склад, пристаю к начальнику над курьерами, к девочкам-операторам и понимаю, что всё не так уж и плохо. Честно говоря, паника Леры мне непонятна. Пропали деньги? Так из сейфа, выручка, с этим разберется полиция. Но на счетах всё в порядке, а подкошенный имидж — не самая большая проблема.

"Черный пиар — тоже пиар" — как любила повторять Ира, когда у нас что-то не складывалось.

Смотрю на соседнюю койку, аккуратно заправленную владелицей еще тогда, когда она переезжала в собственную квартиру. Как же не хватает Иры, её беззаботности и сумасбродства, готовности творить невероятные вещи ради достижения своих замыслов. Кто так поступил с ней, а главное — за что?

Меня отвлекает дробный стук в дверь. Я заглядываю в «глазок», но в коридоре никого нет.

Черная тень налетает, едва я высовываюсь наружу. Она нависает надо мной, а потом в нос забивается горечь, резкая спиртовая вонь — и краски плывут.