Танго втроем

Глава 1

Я мыла посуду. Вода текла из старого крана тонкой, едва тёплой струйкой, порой вперемешку со страшными хрипами. Кран словно мечтал сдохнуть, а я несчастному не давала, заставляла работать. Я думала. Ни о чем и одновременно обо всем сразу. Быть может, даже мечтала – отличный способ отрешиться от паршивой реальности. Поэтому на золотой блеск отреагировала не сразу. Моё обручальное кольцо блеснуло напоследок, звонко ударилось о дно раковины и исчезло в дырке слива.

Я дёрнулась, пытаясь его поймать, но только уронила свою кружку. Кружка, любимая, с которой я не расставалась вот уже три года, разбилась. Две почти идеально ровные половинки, на одной из них ручка. 

Я засунула палец в дырку, пытаясь подцепить кольцо, но ничего не вышло, я только поранилась о скол стекла. Вот тогда я поняла – все. Села на пол, посмотрела вокруг – кухонька в пять квадратных метров; поблекшие обои на стенах; стол, покрытый клетчатой клеенкой; окно, которое не открывалось из-за многочисленных слоёв эмали, наложенных друг на друга. Подумала, кольцо можно достать, если открутить сифон. Но как это сделать? И накатило отчаяние, безысходность. Накатило, пролилось слезами.

Говорят, слёзы очищают душу. Может, это и правда, я, после того как пореву, всегда яснее думаю. Вот сейчас вдруг поняла, что меня здесь ничего не держит. Что нечего уже терять. Не эту же съёмную квартирку, срок аренды которой заканчивается через две недели? Что надо что-то менять, пока есть ещё время и силы.
Анна Федоровна, моя последняя подопечная, скончалась два месяца назад. Я так привязалась к ней за тот год, что мы провели вместе, что горечь утраты не смогли смягчить ни внушительная премия от безутешных родственников, ни осознание того факта, что, по сути, милая старушка была чужим мне человеком. Поэтому я продолжала отвергать все предложения, которые поступали ко мне из агентства, в котором на меня уже косо смотрели, а мои сбережения медленно таяли.
Но сегодня я знала, чего хочу. И от этого на душе вдруг стало не радостнее, нет. Легче. На следующее утро я проснулась пораньше, от чего отвыкла за последние месяцы безделья, и отправилась в агентство, которое предоставляло мне работу.

– Вы хотите попасть именно в этот город? – удивилась Валентина Петровна, с которой я постоянно сотрудничала. – Почему?

– Хочу переменить… обстановку. Плюс море.

– Вы отдаете себе отчёт, что вы будете ухаживать за больным человеком и морем насладиться не получится?

– Отдаю.

Валентина Петровна задумалась. Пощелкала мышью, посмотрела на экран. Потом скептически на меня.

– Знаете, есть у меня предложение. Нужна девушка, отчего-то непременно москвичка, с образованием, возраст от двадцати пяти до тридцати пяти. С проживанием, мужчина подопечных парализован наполовину, ему шестьдесят семь лет. Этот вариант -  единственный вам подходящий.

Вот так я получила эту работу. Собеседование проводилось по скайпу, рекомендации у меня были отличные, и через два дня я уже ехала в поезде. За окном тянулись степи, бесконечные, даже не верилось, что скоро им на смену придёт такое же бесконечное море. А душу щекотали предчувствия, томили, заставляли маяться без сна. Я понимала, что скоро все изменится. Но только вот в какую сторону? Хотя, хуже быть уже не может. Наверное…

Та ночь была последней в пути, наутро я должна была прибыть в пункт назначения. Бессонницей я мучилась уже несколько дней, с тех пор как приняла решение. Это состояние выматывало, лишало покоя. Под глазами лежали тени, а завтра уже встреча с моим новым подопечным. Я решилась и тайком, когда мои соседи – пожилая женщина со своей взрослой дочерью – уйдут в вагон-ресторан, достала из сумки упаковку снотворного. Оно было сильным, я прибегала к нему только тогда, когда было совсем невмоготу, когда в петлю лезть хотелось. Мне хотелось сдохнуть, а я выпивала таблетку и ложилась спать. Потом просыпалась, заставляла себя принять душ, поесть хоть немного, хотя бы попить сладкого чая, и засыпала снова. Я спала так два месяца. К концу этого марафона у меня мутило в голове, руки-ноги дрожали и отказывались держать, а от таблеток была стойкая зависимость. Тогда я переломалась и даже снова научилась жить, но последнюю баночку с круглыми белыми таблетками так и не выбросила. Духу не хватило. 
Сейчас я отломила от одной таблетку половинку и запила её водой из бутылки. Убрала все свои вещи под полку, чтобы не приехать ни с чем, свернулась под казённым одеялом, которое навязчиво пахло хлоркой, и провалилась в сон.
Мне снился сон, который в последние месяцы приходил все реже и реже. Он выворачивал мою душу, но я все равно ждала его, наслаждаясь болью, которую он приносил с поистине мазохистским наслаждением. Мне снился ребёнок. Я держала на руках его маленькое тёплое тельце, вдыхала сладкий, с лёгкой кислинкой запах, идущий от его волос, и растворялась. Целиком и полностью. Таяла. А потом вспоминала, что ребёнка скоро заберут. Что его уже нет, что сон – это ложь. Что я проснусь в суровой реальности, в которой у меня нет ни единой его фотографии. И пыталась убежать. Убежать, спрятаться, унести ребёнка с собой. И понимала всю безуспешность своей затеи. Бесполезно.

Просыпалась я всегда в слезах и с чувством невыносимой потери. Этим утром было вдвойне сложно – я спала на людях. Если бы позволяли финансы, выкупила бы все купе и не ловила бы удивленные взгляды попутчиц. Ничего, сейчас мы разойдемся и никогда больше не встретимся. 

Я вызывала недоумение попутчиц не только своими кошмарами. Я ни разу не покинула купе одна. В ресторан я не ходила вообще, только на завтрак, когда вероятность нарваться на пьяную компанию в разы меньше. В туалет – только упав на хвост одной из попутчиц. К концу поездки они привыкли и даже сами звали меня с собой. Хотя вряд ли они поняли причину, а я не потрудилась её объяснить. 
Просто я… не хотела внимания. В определённый период своей жизни я поняла, что смазливое личико и ладное тело – это зло. При условии, что у тебя нет мужчины, за которым ты будешь чувствовать себя, как за стеной. Поняла, учась на собственных ошибках и разбивая о грабли лоб. Теперь меня спасали скромные блузки, юбки по колено, косы и тёмные очки. В лучшем случае я сходила за серую мышь, в худшем – за студентку, едва достигшую совершеннолетия.