Тарот

Колдун

Две недели назад.

Ярость. Настоящая, сладкая, опьяняющая, первородная ярость искажала прекрасное лицо Гирлата. Молодой принц, словно какой-то безумный варвар, крушил всё, что попадалось ему под руку – он срывал со стен гобелены, ломал и швырял подсвечники, разбивал зеркала… Если бы у мальчишки хватило сил, он без сомненья опрокинул бы и стеллаж, уставленный декоративными кубками из золота, серебра и, гораздо реже, дерева. Но сил у юноши не хватало и теперь кубки, предмет его скромной коллекции, разлетались по комнате, со звоном врезаясь в стены, падая в камин, где горело жаркое пламя.

      Ярость юноши была прекрасна, но она быстро иссякла, а на место утихшей ярости пришло отчаянье. Гирлат, закрыв лицо руками, уселся на широкую кровать, стоящую посреди комнаты, и разрыдался нисколько не стесняясь своих слёз. Да и кого ему было стесняться? Рабыни, единственной целью в жизни которой было удовлетворение его похоти? Она, по мнению принца, даже полноценным человеком не являлась. Так… вещь… но вещь, временами полезная.

      Утерев слёзы, Гирлат повернулся к ней. Красивая, черноволосая женщина лежала в кровати рядом с ним и не сводила с принца внимательного взгляда карих глаз. На ней не было никакой одежды, а из украшений только три маленьких серебряных колечка – два в сосках и одно между ног. Странная, диковатая мода прокалывать себе гениталии хоть и вызывала у многих праведных людей отвращение к варварским обычаям, но были и те, кто находил в этом некоторый изыск.

- Вам плохо, господин? – прошептала рабыня, грациозно придвинувшись к Гирлату и обвив его руку своими, тонкими, изящными ручками. Одно её прикосновение наполняло разум принца похотью и пороком… но ярость всё ещё была слишком сильна, пусть она и ушла куда-то глубже.
- Не лезь ко мне, - бросил он, с отвращением оттолкнув от себя рабыню. – Не сейчас!

      Но женщина и не думала успокаиваться. Встав на колени, при этом так же оставаясь в кровати, она выгнула спину, тем самым выпячивая и так не малых размеров грудь и игриво улыбаясь, прошептала:

- Мой господин расстроен отцом? 
- Я… - в глазах Гирлата мелькнуло удивление. – Откуда ты знаешь? 
- Я знаю многое, - шепнула девушка, взмахнув чёрными как ночь ресницами, - я знаю вас, господин. 
- Да что ты можешь знать? – негромко сказал Гирлат, с явным, почти не скрываемым сомнением в голосе. Молодой принц совсем не умел скрывать свои эмоции, и тем более владеть ими. Это забавляло.
- Многое, мой господин, - игриво улыбаясь, рабыня прильнула к своему хозяину и прошептала касаясь горячими губами его уха, - я знаю, что он хочет объявить наследником вашего брата. Знаю, насколько это несправедливо по отношению к вам. Знаю, что всё это плоды интриг и предательства…

      Мысли Гирлата звучали из уст рабыни. Его собственные мысли сладкой патокой капали с её губ и обволакивали пышущее гневом сердце. Да, она знала. Она говорила ему чистую правду. Правду о том, что младший брат, совсем ещё мальчишка, не должен становиться преемником отца только потому, что мать Ирвита жива, а его, Гирлата, умерла многие годы назад.

- Шлюха охмурила старика, - шептала рабыня, - опоила его своими ласками, лишила разума красотой молодости и заставляет его отказаться от вас, от родного сына, в пользу этого…
- Ублюдка, - прошептал Гирлат. 
- Ублюдка, - повторила рабыня. – Но ему не отравить эту ночь, мой господин. Пусть ублюдок радуется и хлопает в ладоши, пусть его шлюха-мать примеряет на голову мальчишки корону вашего отца, пусть, мой господин. Пусть этой ночью они радуются, но утро принесёт им истинные плоды предательства.

      Гирлат резко обернулся и взглянул в карие глаза рабыни, но та, не смутившись ни на миг, спросила:

- Вы ведь хотите этого, мой господин? Хотите, чтобы они получили кару за своё предательство?..
- Все они, - выдохнул Гирлат, - пусть все они подохнут! 
- Пусть все подохнут… - прошептала рабыня, коснувшись губами его шеи.
- Пусть подохнут! – крикнул Гирлат, заливаясь безумным смехом, - пусть подохнут!
- Пусть подохнут, - вторила рабыня, запустив руку ему в штаны и коснувшись напряжённого члена, - пусть подохнут… 


Настоящее время.

      В свете заново разожжённых факелов, Курд чувствовал себя в куда большей безопасности, чем во время пути по тёмной дороге, где, как ему казалось, тени всё ещё скалились ему вслед и тянули свои призрачные лапы, чтобы пожрать его тело… Но теперь он был в родном трактире, свет факелов изгнал тьму, дверь была плотно закрыта на засов, и Курд уже десяток раз мысленно поклялся себе, что не откроет её до самого рассвета, и, казалось бы, сейчас он должен чувствовать себя в безопасности. Должен, но не чувствовал. В основном причиной тому был здоровенный вояка, спокойно сидевший за одним из столиков. Тарот.

      Изуродованное шрамом лицо, разные глаза – один полностью красный, словно какой-то рубин, а второй белый, затянутый молочной плёнкой, широкий меч, с которого воин неторопливо счищал чёрную кровь… одного взгляда на Тарота Курду хватало, чтобы почувствовать насколько же слабы его желудок и кишечник, а уж когда воин бросал хмурый взгляд в его сторону, Курда словно прибивало к полу и он от страха не мог и вздохнуть лишний раз. Спасение, как это ни странно, казалось ему сейчас едва ли не таким же ужасным как и погибель.

- Ты долго тут стоять собрался? – бросил Тарот, вновь подняв взгляд на Курда. – Принеси вина. 
      Трактирщик, чуть было не подпрыгнул на месте, услышав хрипловатый, тяжёлый голос Тарота, но быстро придя в себя, он рванулся на кухню и вскоре появился, держа в руках кувшин с вином и простую, деревянную кружку. Поставив сие богатство на столе перед воином, Курд зачем-то поклонился и отошёл на шаг назад. С любопытством пронаблюдав за подобным представлением, Тарот отложил меч в сторону и налил себе немного вина. Сделав глоток, он поморщился и, поставив кружку, поглядев на трактирщика, сказал:

- Как тебя звать? 
- Курд, - тихо ответил трактирщик. 
- Курд, - кивнул воин, - а меня Тарот. Так вот, Курд, я тебе одну историю расскажу, - вновь взявшись за меч, он принялся счищать с него чёрную кровь тряпкой, по цвету, уже мало отличавшейся от той самой крови. – Как-то зашёл я в один трактир и попросил вина мне подать, а принесли мне какую-то разбавленную хрень. Я, от такого неуважения к своей персоне, немного осерчал и набил морду тому, кто мне эту муть принёс. Конец. Пауза для аплодисментов рассказчику. 
- Ч-чего? – пробормотал трактирщик, явно непривычный к подобному говору. 
- Нормального вина принеси! – рявкнул Тарот, саданув кулаком по столу. 
- Я… э… 
- И вторую кружку тащи. Пить в одну морду – дело гиблое. 
      Через несколько минут на столе появился ещё один кувшин. 
- Так-то лучше, - кивнул Тарот, в один глоток осушив чашку с вином, на этот раз настоящим. Курд тоже не отставал – чтобы унять дрожь в руках ему потребовалось выхлебать две чашки подряд, и только наливая третью, он начал возвращаться в обычное своё состояние. Курд даже набрался храбрости, чтобы задать один единственный вопрос, который почему-то подмял под себя все остальные:
- А ты правда слепой? – когда слова сорвались с языка, трактирщик понял, что совершил великую глупость, и уже готовился сорваться из-за стола и бежать куда глаза глядят, но Тарот не стал хвататься за меч, а только лишь хмыкнул, сказав:
- Слепой. 
- Но ты же всё видишь! – возмутился Курд и слова его были весьма обоснованы. Ведь слепец не мог действовать так уверенно как Тарот. 
- Вижу, - неторопливо кивнул воин. 
- Но…
- Не твоего ума дело, - сказав это, Тарот сделал солидный глоток из чашки и подлил в неё ещё вина. – Расскажи лучше, что необычного у вас тут происходило за последнее время. И предугадывая то, что ты мне сейчас хочешь сказать, нет, о сегодняшней ночи рассказывать мне не надо.

      Необычное… конечно, даже несмотря на то, что Тарот ему только что сказал, у Курда на языке вертелись десятки, если не сотни вопросов о том, что за чудовище явилось к нему в трактир сегодня ночью, но одного взгляда красного глаза хватило, чтобы мозги трактирщика встали на место и он принялся старательно припоминать, что необычного у них творилось.

- Мальчишки говорили – на кладбище кто-то бродит… 
- Хрень, - махнул рукой Тарот. 
- Собаки по ночам лают не пойми на кого… 
- Хрень, - вновь махнул рукой воин.
- У мельничихи дитя мёртвым родилось… - продолжил Курд, уже ожидая привычного «хрень», но ответом ему была тишина и внимательный взгляд Тарота. 
- Только у неё? 
- Да, - неуверенно кивнул трактирщик. Он-то, конечно, ни о чём подобном больше не слышал, хотя что-то ещё припоминалось.
- Значит хрень, - в очередной раз махнул рукой Тарот. 
- Подожди-подожди, - неожиданно всполошился Курд. – У нас неделю назад жена жреца померла, а ей тоже рожать скоро надо было. 
- Как померла? – нахмурился Тарот. 
- Как… как… заболела, кровью харкала, а потом и померла. За неделю иссохла вся и… 
- А сам жрец? 
- Да мне откуда знать? – пожал плечами Курд, - мы с ним виделось то раза три в жизни от силы! 
- Лучше тебе вспомнить, - тихо, почти шёпотом, сказал Тарот, взявшись за меч. 
- Я… он… э… он кашлял. Да! Помню, он кашлял на похоронах жены! 
- Дерьма кусок, - выдохнул воин, вскочив из-за стола. Несколько секунд, и Курд вновь оказался совсем один в своём трактире, один, прямо напротив распахнутой двери, через которую выбежал Тарот. 


***
      Тарот не знал, как люди видят окружающий их мир. Даже не догадывался, да и честно говоря, ему было всё равно, ведь сам он видел то, чем являл себя мир на самом деле. Взгляд его красного глаза, того самого глаза, которого коснулась Метка, смотрел куда глубже, чем мог позволить себе любой из смертных.

      Мир для него всегда отражался красным светом. Деревья, красные небеса, красная земля… но люди, а точнее силуэты людей, ведь видел Тарот только их, представали другими. Маленькие дети, те, что ещё даже говорить не умели, всегда были белыми. Чистыми. Но когда они становились старше, чистота уходила, уступая место грязи. Красная грязь, красная кровь, укрывавшая весь мир, закрывала собой чистый белый свет и, в конце концов, малыш вырастал, становясь таким же силуэтом как и все остальные.

      Но помимо красного и белого в мире Тарота был ещё один цвет – чёрный. Чёрная дымка, иногда почти невидимая, а иногда столь плотная, что через неё было почти невозможно пройти, встречалась ему в людских селениях, в храмах, на кладбищах… она появлялась только там, где жили, или находили свой последний сон люди, и нигде больше. Чёрный дым, из которого рождались твари подобные той, что чуть не сожрала беднягу Курда. Дым, служивший предвестником того, что здесь есть кто-то из тех, кому не место среди живых.

      После разговора с трактирщиком, Тарот отправился прямо к храму, стоявшему немного поодаль от деревни. Храму, за которым он нашёл свежую могилу, где лежал жрец, его жена и их не рождённая дочь. Все они трое были мертвы, но жизнь не могла оставить тела. Тарот видел под слоем земли три силуэта укутанных чёрной дымкой так плотно, что их было почти невозможно разглядеть.

      Они кричали. Пытались вырваться на свободу. Пытались спастись… но тьма плотно держала их в своих объятиях и не давала вырваться. Тьма питалась ими, пожирая души людей, чьей судьбой теперь стала вечная боль и вечная агония, которая окончиться лишь со смертью того, кто отправил их в могилу.

      Тарот знал чья это работа. Он уже встречался с подобным, но в куда больших размерах… Тварь, сотворившая это со жрецом и его семьёй только-только начала свою игру и если её вовремя не остановить… след из чёрной дымки шёл от храма на восток, прочь от деревни, в которой уже никого спасти было нельзя, прочь от трактира и его хозяина – Курда, которому чудом удалось избежать смерти, куда более страшной, чем быть сожранным восставшим из мёртвых солдатом. След вёл на восток, к возвышавшемуся вдалеке городу, которому судьба уготовила участь очередной могилы, но на этот раз для тысяч и тысяч людей.

      След из чёрного дыма вёл Тарота на восток, и сейчас он как никогда жалел о том, что не смог уберечь коня.

***
- Добрые жители Ларона! – надрывался высокий, тощий глашатай, стоявший на небольшом деревянном возвышении, поставленном возле какого-то трактирчика, в который Тарот в трезвом уме и не подумал бы заходить. – Слушайте меня, добрые жители Ларона!

      Голос его разносился по широкой улице, с одной стороны ведущей к воротам, через которые всего несколько минут назад прошёл Тарот, а с другой… с другой стороны виднелись могучие, каменные башни замка, ставшего в своё время основной города, куда и привёл его след колдуна, проявившего себя в той деревеньке.

- Я принёс вам весть, от имени лорда Науронта! – продолжал голосить взобравшийся на деревяшку парень. Его уже окружило изрядное количество народу, по видимому, весьма заинтересованное в том, чтобы услышать ту самую весть. Тарот, последовав их примеру, встал где-то в конце стремительно увеличивающейся толпы. Здесь он прекрасно слышал глашатая, но при этом в любой миг мог уйти прочь, без всякой необходимости пробиваться через скопившуюся массу людей. 
- Лекари продолжают борьбу за жизнь наследника и его молодой матери! – крикнул глашатай, окидывая взглядом собравшихся. – Жрецы день и ночь молятся Творцу, но этого мало! Лорд обязует каждого честного жителя Ларона явиться в храмы и часовни города, обязует вас, добрые жители города, вознести свои молитвы Творцу и…

      Чёрный дым вился над людьми. Он сочился из их глаз, тёк из ртов ручейками крови, капал с ушей… всё новые и новые горожане подходили к глашатаю, чтобы услышать принесённую им весть, и в каждом из них Тарот видел печать скверны, охватившей город. Тьма повсюду мешалось с привычным, кроваво-красным цветом. Люди, дома, торговые лавки, даже камень улиц – всё сочилось чёрным туманом.

- Хуже чем я думал, - прошептал воин, инстинктивно, стараясь отогнать от себя туман движением руки.

Его слова услышал один из людей стоявших рядом – это был щуплый, лысый старик с длинной бородой, от которого тянулся устойчивый запах выпечки, но Тарот увидел лишь высокий, изогнутый силуэт. Словно внутри старого, иссохшегося тела жил совсем другой, сильный, молодой человек, которого плоть лишь сдерживала, не давая разогнуться в полную силу. Про таких обычного говорили «молод духом», что было не так уж и далеко от истины.

- Да, - кивнул старик, видимо решивший, что говорит Тарот о жене и сыне лорда. – Милость Творца оставила их. Люди говорят, что болезнь с каждым днём становиться всё страшнее…

      На силуэте начало прорисовываться лицо. Пустые глазницы заполнены чёрной дымкой, вибрирующей, текучей, играющей… беззубый рот открывался и закрывался, и из него сыпались личинки и черви… старик умрёт в течении дня. Этого уже не изменить. Даже если Тарот избавит этот город от колдуна, сила его ещё будет действовать некоторое время. Единственное, что он может сделать для старика и всех прочих, слишком слабых, чтобы противостоять влиянию этой твари, так позволить их душам отлететь от тела когда настанет час. Но прежде, надо найти колдуна.

      Подобные твари обладали весьма однообразными привычками. Их манила к себе роскошь, власть и прочие, разлагающие душу вещи, придуманные людьми. И первого и второго было предостаточно во дворце местного лорда, а тот факт, что от странной болезни у него умирают жена и сын… яснее подсказки и быть не может. Круг поисков сужался.

      Оставалась лишь самая малость – пролезть во дворец, найти колдуна и убить его. Правда было ещё несколько мелочей. Например стражники, которые вряд ли захотят допускать к лорду непонятного, вооружённого мужика. Поиски колдуна тоже редко когда проходили без накладок. Обычно приходилось убивать человек пятнадцать-двадцать, прежде чем на глаза попадался виновник торжества… но это мелочи.

      Оттолкнув старика в сторону, Тарот двинулся вперёд по улице. Солнце уже клонилось к закату, а ночь была просто идеальным временем, чтобы пробраться мимо стражи дворца.

***
      Ночь. Тарот никогда не видел ни солнца, ни луны – небо для него было лишь бесконечным, багрово-красным полотном, к которому возносились с земли десятки и сотни ручейков чёрного дыма. Для него на небе нет даже туч и облаков – только колыхающееся полотно, укрывшее мир, утопающий в крови и тьме.

      Временами он находил минуту чтобы вот так просто посмотреть наверх и подумать о том, каким небо видят люди. Тарот слышал песни и стихи, в которых описывалась его красота, его прекрасный, голубой цвет, белые облака и мрачные, серые тучи, яркое солнце и игривая луна, блестящие звёзды… Он слышал об этом, но не мог представить. Тарот даже не мог себе представить, что такое «голубой» цвет, не говоря уже об остальном. В его мире были только белый, красный и чёрный. Хотя белого уже почти не осталось.

      На дворе царит ночь, хоть Тарот и догадался об этом только по тому, что вокруг стало холоднее, а люди, в большинстве своём, исчезли с улиц. Металлическая кошка зацепилась за карниз. Верёвка крепко держится в руках.

      Ему потребовалось три раза обойти вокруг дворца, минуя стражников, которые, как казалось Тароту, были куда слепее его. Хотя, бедняг можно простить – они провели достаточно времени рядом с логовом колдуна, чтобы разум ослаб и перестал улавливать всякие мелочи, вроде еле слышных шагов или крадущейся в ночи тени. Колдун тянул из них силы, тянул жизнь как и из всех прочих жителей города. Но скоро этому придёт конец.

      Взобраться на отвесную стену – испытание не такое уж и простое, как можно себе представить, но Тарот справился с ним за несколько минут. Стена была первым испытанием на пути к цели, первым из трёх. После небольшой пробежки воин подобрался ко второму – ещё одной стене.

      Город, конечно же, имел собственные укрепления, но ставленники короля – лорды, никогда не считали нужным забывать о собственной безопасности. Их дворцы почти всегда окружали собственные, высокие и крепкие стены, больше подходившие замкам, нежели дворцам, но даже они не могли уберечь от одного единственного лазутчика.

      Кошка вновь цепляется за выступ, верёвка натягивается. Путь вверх по стене продолжается. Тарот двигается к цели, стараясь не обращать внимания на настоящие потоки чёрного дыма текущие вниз по стене. Они не могут навредить ему, не он их цель… но даже от самого факта нахождения рядом с подобной скверной ему становилось не по себе. Это не маленькая дымка, текущая по улицам города, нет, с обеих сторон от него текли настоящие реки тьмы, способные убить любого, кто будет столь глуп, что коснётся их.

      Но вот, последний метр подъёма позади и Тарот достигает своей цели. Небольшой балкончик, ведущий прямо в покои…

      Стоило ему только перелезть через перила, как потоки дыма, вытекающие из комнаты, на миг соединились и из них вынырнул огромный, чёрный волк. Выхватить меч он не успел бы в любом случае, зверь слишком быстр. Оставалось использовать то оружие, что было под рукой в данный момент – острая, зазубренная кошка, так и висевшая на перилах.

      Волк прыгнул, но в следующий миг Тарот вонзил стальной коготь ему прямо в глотку. С криком ярости он перебросил зверя через себя, скинув его с балкона вниз, где волк, ещё в полёте, вновь обратился тем самым чёрным дымом.

- Шавка, - бросил Тарот ему вслед, извлекая клинок из ножен за спиной. Одновременно с этим, пришла мысль, что будь у него под рукой щит, то всё прошло бы куда легче. Но хорошая мысль всегда приходит только тогда, когда толку от неё не будет почти никакого.

      Цель уже была близка, Тарот чувствовал, что колдун где-то совсем рядом. Он шагнул в покои и увидел…

      Если бы на его месте был кто-то другой, то ему открылась бы вполне нормальная картина – юноша, лежащий на широкой кровати, занимавшей большую часть покоев. У него была бледная кожа, тонкие руки, светлые волосы – типичный сынок аристократа, ничем не лучше и не хуже остальных. Но на месте Тарота был Тарот. Он видел куда больше.

      Видел жалкий, ссохшийся силуэт тёмно-багрового цвета, видел чёрный туман, растекающийся от него во все стороны, проникающий через пол, через стены, через распахнутое окно и балкон. Тарот видел человеческую душу, изъеденную и сгнившую, отравленную и умирающую. Душу колдуна.

      Казалось бы, ничего сложного. Враг спит – нанеси удар и покончи со всем этим, отруби змее голову ещё до того как она тебя заметит, но Тарот медлил. Клинок в его руке оставался недвижимым, пока он вглядывался в душу мальчишки.

      У других людей он иногда видел лица, иногда тела, а иногда просто обглоданные скелеты, полные личинок и червей. Тарот видел всякое, но не такое. Взгляд пробивался сквозь чёрный дым, сквозь ложные видения и страхи, сквозь ярость и боль… пробивался всё дальше, чтобы увидеть цепь, сковавшую сердце мальчика. Цепь, сотканную из пламени.

- Твою мать, - выдохнул Тарот, чувствуя, как впервые за много лет у него подкосились ноги. Он чуть было не совершил одну из самых страшных ошибок в своей жизни. Последнюю ошибку, если быть точным. Мальчишка не был колдуном. В этом сраном городе вообще не было колдуна! И если бы Тарот был настолько глуп, что прирезал паренька прямо в его постели, то следующей душой, которую скуёт долбанная цепь, была бы его собственная. Но слава всем богам, мозгов у него хватило… Вот уже кого он здесь не ждал увидеть, так это проклятых обманников.

      Теперь перед Таротом становился целый ворох проблем, и разгуливающий по городу обманник, пока что, оставался только в конце этого списка. Сначала надо освободить мальчишку – он, а через него и весь город, вскоре могут стать одной большой жертвой, чтобы открыть ворота… хрен знает куда. А уж о том, что может пролезть через эти ворота Тарот и думать не хотел. Надо ломать цепь на сердце мальчишки и сделать это можно только одним образом…

- Ар таш Энтар, - слова, заученные добрых два десятка лет назад, всплывали в памяти, оставляя после себя весьма и весьма неприятный осадок. – Ар таш илара… от арата ниш…

      Дым тронуло рябью, он начал собираться вокруг кровати, пытаясь закрыть собой мальчишку, пытался выстроить барьер, который был оградил его от Тарота, мерно шепчущего слова заклятья. Воин чувствовал, как тепло растекается во его левой руке, видел, как пальцы, из багряно-красных становятся ярко белыми, видел, как от них исходит свет, разгоняющий шипящую и извивающуюся тьму.

      Тарот положил руку на грудь мальчишки, и в один единственный миг скорченный, изломанный силуэт вытянулся и стал таким же ярко-белым… он вспыхнул словно звезда, но горел лишь секунду. Одну секунду, за которую тьма рассыплюсь прахом и трусливо бежала из покоев. Но секунда прошла и силуэт мальчишка стал таким же красным, каким и должен был быть. Но теперь в нём была маленькая, почти незаметная искорка белого света.

      Принц открыл глаза и попытался закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Глаза… глаза невыносимо жгло, нестерпимой болью от которой хотелось плакать и биться в истерике. Он не видел… не видел ничего и никого кроме бесконечной тьмы, ставшей теперь его миром. Сила, которую Тарот призвал, чтобы освободить душу мальчика, выжгла его глаза, оставив лишь кровоточащие глазницы.