Театр грёз

Театр грёз

Невзирая на богатое воображение и неугасаемый оптимизм, молодой человек впал в несвойственную ему хандру, когда объявили, что в этом году отрабатывать практику его направят в совершенно иное, неизвестное прежде место. Но немного поразмыслив он заключил, что несколько долгих недель вдали от друзей, вдали от всего привычного, не о такой ли авантюре он мечтал?

Валерий никогда не считал свою природную тягу к приключениям чем-то постыдным или неуместным. Будучи студентом исторического института, он никогда не отличался покладистым характером, усердием или усидчивостью, предпочитая веренице теорий практический опыт.

Старинные дома были особыми фаворитами, невольные свидетели не только эпохально важных событий, но и частных, неприметных жизней своих обитателей. Дома много знают, думал он, архитектура может многое сказать о хозяевах или истории города, но для людей они зачастую являются целым миром, а для мира нитью лоскута.

Тот факт, что место будущего обитания насчитывало несколько веков существования, как довольно крупного города, привело Валерия в неподдельный восторг. Молодой человек надеялся, что в лабиринтах старых улиц или тени дореволюционных аллей отыщется достаточно пищи для долгих размышлений.

Прощание с друзьями вышло небывало шумным, но обещания устроить по окончанию практики скромные посиделки предполагали более необузданное веселье. Однако директор учреждения, где нетерпеливому студенту предстояло выступить в роли прилежного учителя, внезапно заявил, что Валерий за час работы врастёт корнями, почувствует себя своим среди малолюдного общества, увидит в педагогике предназначение и откажется покидать место работы. Всем своим видом этот крепкий старик напоминал былинного боярина или учёного медведя: и мощным басом, и могучей статью, и гигантскими руками. Но молодой человек не счёл нужным потакать его наивным предсказаниям, а потому рассмеялся. На что директор не поскупился рассказать историю о том, как годом или двумя ранее к ним прислали похожую на него амбициозную гордячку, своего рода математического гения, что не постыдилась променять столичные университеты на местное спокойствие.

Перед началом занятий Валерия представили всему педагогическому коллективу, что состоял в основном из людей преклонных лет, но среди которых выделялась молодая девушка. В отличии от добродушных пожилых дам и любознательных мужчины в возрасте, она не проявляла интереса ни к новому сотруднику, ни признаков дружелюбия в отношении к присутствующим. Её безучастность граничила с невежеством, но это не занимало нового учителя, увлеченного беседой с местными старожилами.

Первые учебные дни прошли сносно, несмотря на все предубеждения относительно детской избалованности и невоспитанности, ученики не доставляли весомых хлопот. Валерий умел заинтересовать беседой, и они с удовольствием слушали о римских гладиаторах и греческих спартанцах. Как и подобает педагогу, практикант не скупился на кровавые подробности, не ленился чертить планы наступлений и лабиринты старинных городов.

Но провинциальный образ жизни, подобно медленнодействующему яду, казалось отравлял, а потому в надежде отыскать нечто-то любопытное юноша отправился исследовать местные достопримечательности.

Город был соткан из зданий разных периодов, но в основном постройки придерживались двух граней: неоклассики и конструктивизма. Вероятно, в более отдалённых его частях, притаились ветхие исконно русские домики, но до тех далёких уделов Валерий не добрался – его внимание привлекло грандиозное здание. Своим видом оно походило на древнегреческий театр, с примесью характерными концу девятнадцатого века допетровскими элементами. Оно стояло особняком, точно желая подчеркнуть неповторимую особенность, отличительную роскошь и таинственность. Поросшие плющом и мхом колоны, испещрённая дырами крыша и въевшийся сырой смрад, свидетельствовали тому, что здание, вопреки всей логике подлунного мира, было заброшенно. Старинные афиши и некоторые предметы, которые удалось разглядеть сквозь пыльное окно, дали понять молодому человек, что перед ним ничто иное, как дом искусства, покинутый театр. Наравне с непреодолимым желанием поскорее войти в гробницу времени, Валерий почувствовал, как необъяснимая тревога, мерзко словно змей, закопошилось в душе. Но списав всё на неуместную сентиментальность, решил завтра вечером вернуться и провести целительные археологические раскопки.

***

Проведя бессонную ночь, полную размышлений и предвкушений, на следующее утро Валерий был в столь добром расположении духа, что отважился позвать к дружескому завтраку немногословную коллегу. Она была всего парой годов старше его, но пожилые педагоги называли её исключительно Маргаритой Павловной, не прибегая к уменьшительно-ласкательным прозвищам, как случилось с «Валерочкой», а ученики в час уроков математики не порождали естественный им гам.

Её нордический тип внешности портили смольные волосы, которые невзирая на молодой возраст тронул иней седины, что на контрасте с худощавостью, бледной кожей, пепельными глазами и порой доводящей до бешенства медлительностью невольно навивали мысль о схожести девушки с фантомом. Юноше, чей ум был в изобилии полон исторических портретов, при взгляде на неё от чего-то вспоминался образ «Салтычихи», хоть учительница и не прославилась чем-то дурным, кроме отрешенности и непомерно гордого вида.

Но в тот день он-таки решился постучать в соседнюю дверь общежития, где по иронии обитал гений и ужас в одном лице. Маргарита настороженно выглянула из-за двери, в ожидании потупила взгляд. Сквозь узкую расщелину Валерий заметил, что комната её не отличалась уютом, более походя на логово умалишенного. Жить в предоставленном хаосе не казалось возможным: от богомерзких сигил и отдельных геометрических фигур, начертанных на стенах, полу, потолке и даже стёклах окон голова шла кругом, хоть он и наблюдал лишь их малую часть, а от изуродованного вида книг у молодого человека защемило сердце. Математические учебники разных периодов, учебники по квантовой физике, каббалистические пособия и прочая литература предположительно мистического содержания, книги на греческом и латыни высокими башнями окружали стол, заполняли стеллаж, каждую имеющуюся полку, валялись точно ненужный хлам.