Он смотрит мне в глаза – пристально и въедливо. Его зрачки светятся в темноте потусторонней силой – магией, которая мне ненавистна. Я пытаюсь бороться с его проклятием и отвести взгляд, но не могу.
Телепат, слышу плевок-шепот моего напарника Эндрю. Не обычный маг или лживый медиум, не мутант и не псих. Телепат. Его сила тянется к моей голове невидимыми щупальцами, они впиваются в мой мозг, срывают покровы и обнажают тайны, которые я скрываю даже от себя.
Я знаю, он видит в моих воспоминаниях моего отца – преуспевающего бизнесмена с дорогой машиной, личным водителем и запонками из платины с бриллиантами. Костюм от Brioni, консервативная прическа и дом на Фишер-Айленде. Жена — модель, прошедшая десяток пластических операций, что позволяют ей выглядеть безупречно даже с возрастом. Всегда улыбающаяся хозяйка большого дома, запивающая измены мужа дорогим коллекционным вином. Дети, которые должны были соответствовать требованиям отцам и быть лучшими во всем: дочь — в игре на фортепиано, сын — в гребле на каноэ.
Лучшие… идеальные… успешные… первые…
Отец любит использовать эти слова, вычеркивая из жизни неудачников и тех, у кого, как он говорил, была подмочена репутация. Ведь он ценит и свою репутацию выше семьи. Репутация, бизнес, друзья… и лишь где-то там, в самом конце ценностей была и семья.
Я вспышкой вспоминаю свое тринадцатилетие, когда я отчетливо осознал - я ненавижу его. Моника и мать прощали ему его пренебрежение и безразличие… Я не прощал, я уже тогда его ненавидел. Но он так и не узнал, что это я угнал его машину и направил ее прямо с десятого этажа вниз на мостовую, разбив ее вдребезги.
Я пытаюсь отвести взгляд от глаз телепата, который держит меня сильнее оков. Давай же, соберись, приказываю я себе, чтобы разорвать связь. Но чем больше я барахтаюсь, тем еще глубже проваливаюсь в трясину воспоминаний, окунаясь в них с головой и проживая каждое событие из прошлого так, будто оно вновь ожило.
В комнате Моники в фешенебельной гостинице все предметы ходят ходуном, будто в них вселился дьявол. А сестра стоит у распахнутого окна. Она одета в голубую сорочку с пандой на груди. Ее светлые волосы взъерошены, а в глазах застыла боль. Левая рука от запястья до локтя вся в порезах, которые кровоточат, и капли крови срываются на пол.
- Я… они сами... Пол, - она смотрит на меня и просит, - помоги мне.
Телекинез, вспоминаю я новое слово. В наш мир пришла магия вместе с эпидемией, войной, мутацией и сумасшествием.
Сестра боится, ее страх – липкий и вязкий, он чувствуется в воздухе запахом меди и ржавчины.
Я отступаю к дверям, чтобы не заразиться.
А его шаги — всегда четкие и размеренные — раздаются уже в коридоре. Он распахивает дверь. На нем как и всегда дорогой костюм. И я думаю о том, что он никогда не носит футболок, джинсов и другой одежды. Костюм — это часть его образа, как и хорошая стрижка и дорогие карманные часы.
Он всегда невозмутим. Даже когда я занимаю второе место в соревнованиях по гребле и он говорит мне, что я разочаровал его. И даже тогда я, вопреки моей ненависти, хочу в следующий раз услышать от него скупую похвалу, услышать, что он гордится мной.
Отец и сейчас, когда видит летающие по комнате предметы, остается как и всегда невозмутим. Хотя он видит то же, что и я, моя сестра заражена. Мутация коснулась и ее.
Моника смотрит на него. Она, как и я, ждет всегда его одобрения и боится не оправдать его ожидания.
- Прости меня… папа.
Это последние слова сестры, она печально улыбается, читая на лице нашего отца только одну эмоцию — отвращение, после чего она делает один шаг.
Двадцать пятый этаж… И мутация не спасла ее. Она разбилась вдребезги о мостовую как и машина отца...
Щупальца телепата рвут последнюю защиту. И я как не силюсь я не могу закрыть свой мозг и те воспоминания, о которых никто не должен узнать. Я сопротивляюсь, чувствуя опять запах меди и ржавчины. У меня носом хлынула кровь. И мне надо сдаться, расслабиться, позволить увидеть этому телепату все, что я хотел скрыть.
Но он видит уже другую картину, ту, что произошла спустя несколько лет после смерти Моники.
В тот день мать отпустила слуг на выходные, ведь отец должен был вернуться домой только к понедельнику. А она ненавидела всех тех людей, что сновали по дому, а затем докладывали мужу о каждом ее шаге, о том, куда она выезжала, с кем встречалась и кого принимала в самом доме.
Впрочем, с каждым новым годом слугам почти не о чем стало докладывать. Она уже почти никогда не покидает дом. И она почти никогда не расстается с бокалом в своих руках. Так что я привыкаю к тому, что она всегда немного пьяна. Сегодня она невпопад смеется. Но когда я пытаюсь отобрать у нее бутылку с вином, она набрасывается на меня — крича что я такой же как отец, что я ничего не чувствую и не умею любить.
Я только смотрю на нее, не пытаясь опровергнуть ее слова. И она тут же начинает извиняться, а потом плачет, размазывая рукой макияж на лице вместе со слезами. Она проливает вино на пол, жалуясь, что ей самой теперь придется протирать пол. А я уже не удивляюсь ее приступам то агрессии, то жалости к себе. Я привык видеть ее такой, но забыл, когда она вела себя как мать.
Да, мне неприятно видеть ее такой и я оставляю ее одну. К тому же, мы с друзьями договорились встретиться за старыми заброшенными складами в порту, которые уже давно были огорожены колючей проволокой с пущенным по ней электричеством.
Мы собираемся в этот день проучить одного телепата, который работает уборщиком в нашем колледже, чтобы он не лез больше в наши мозги, ведь у каждого из нас были свои, зачастую постыдные тайны, которые мы пытались похоронить глубоко в себе и не желали делиться ими с ним и со всем миром.
Дом парня пуст, наверное, решаем мы, он знал что мы придем. Влез в голову одного из нас и прочел это. Мы принимаем какую-то дрянь, что принес нам Питер, а потом бросаем зажигательную смесь в коробку-дом, где живет этот телепат...
Отредактировано: 23.02.2023