Тёмная мистерия

Тёмная мистерия

Комната с зеркалом

Здесь точно кто-то есть.

Как им объяснить, что ты чувствуешь чужое присутствие? Знаешь, что кто-то здесь есть. Не видишь, не слышишь – знаешь. Просто знаешь.

В стенах шуршат лапки.

Смешно слушать, когда тебе говорят, что это шумят сверчки. Сверчки, размером с крысу, с мышь? Вы верите, что такие, действительно, существуют?

Это что-то иное.

В комнате есть зеркало. Оно уже старое, поцарапанное – отражения в нем мутные, словно бы матовые. В нем никогда не виден свет. Даже если в комнате горит лампа – стекло остается темным. Зеркало поглощает свет, и в его глубине видны лишь тени.

Каждая ночь – испытание.

В этой комнате нельзя спокойно заснуть. Окна закрыты плотной тканью, и в комнату не попадает даже лунный свет. Днём и ночью здесь одинаково жарко. А на потолке за тобой наблюдают пауки. Они – маленькие, пугливые, с длинными лапками.

Ночью кажется, что по лицу кто-то ползет.

Когда накрываешься одеялом, чья-то тень постоянно стоит над тобой. Ты чувствуешь чужой взгляд, и тебе снятся возможные кошмары, произошедшие в этой комнате. Самый яркий из них – человек в дверях, молча смотрящий на тебя. Все стены во сне покрыты зеркалами, и человек отражается в них. Его много, много…

Стоя в дверях, он просто смотрит на что-то позади тебя.

Ожидание

Всё дно устелено вязким ковром.

Ил – холодный, скользкий, липкий. Он не способен согреть. По нему нельзя идти – ноги тонут в темном желе, и, кажется, с каждым шагом ты лишь проваливаешься все глубже и глубже – куда-то вниз, где в конце концов становишься вечным пленником.

Однажды оказавшись здесь, ты уже вряд ли спасешься.

Тебя просто не найдут. Твое тело законсервируется и станет частью ила – могут пройти десятки лет, прежде чем тебя случайно поднимут со дна – почти не тронутый временем труп. Без имени. Без лица.

Тебя никто не будет ждать.

Длинный тонкий камыш тянется ввысь – он такой же пленник, как ты. И все же другой – он единственный способен видеть жизнь наверху, откуда спускается зеленоватый свет. Только по нему еще можно определить, когда день сменяется ночью. Однако тебе это больше не нужно.

Здесь нет времени. Нет жизни.

Все здесь – застывшее, тяжелое, темное. Мерзкий тухлый запах, смешанный с человеческими отходами, не позволяет даже жабам надолго задерживаться здесь. Их протяжная песня слышится наверху – недолго, редко, насмешливо.

Все, что остается – ожидание.

Иногда ты слышишь проходящих мимо людей – они смеются, громко разговаривают и ничуть не боятся. Их ботинки хлюпают весело, словно подшучивая над тобой, способным лишь слушать.

Люди не попадают в ловушку.

Они умны, они хорошо видят дорогу под ногами – их ловкость позволяет им с легкостью проходить по сгнившим дощечкам. Но они по-прежнему боятся ночи. Боятся, что с наступлением темноты зрение может их подвести – они выбирают другую дорогу.

Ты продолжаешь ждать.

Иногда попадаются животные. С жалобным мычанием коровы тонут в твоем болоте, и тогда тебя захватывает безудержный восторг. Хочется кричать, смеяться, тянуть их вниз – беззащитных, жирных, живых. Но ты лишь наблюдаешь.

Ты становишься все терпеливее.

И вот однажды кто-то попадается в твою ловушку. Маленький, жалкий, хрупкий ребенок – ты еще помнишь, что это ребенок. Он кричит и зовет родителей, но те не могут помочь ему, и тогда болото утягивает его на дно.

Приходит наслаждение.

Видеть, как захлебывается этот ребёнок – истинная радость для тебя, так долго ждавшего этого человечка. Ты видишь, как закатываются его глаза, как коричневая жижа мешает ему дышать и звать на помощь, как руки перестают слушаться его – ты видишь последние мгновения его уходящей жизни.

И вот он опускается в объятия холодного ила.

И тогда вас становится двое.

Вдвоём

Есть лучшие друзья и лучшие враги. Однажды они обязательно меняются местами: друзья становятся врагами, и наоборот. Это обычно и, пожалуй, даже нормально, если хорошо подумать. Но с нами такого никогда не случится.

С нею мы всегда были вместе, вдвоём, и, чтобы разлучиться... нет, о таком мы и не помышляли. Ведь мы никогда не ругались, лишь постоянно как-то язвительно передразнивали друг друга, всегда - почти одинаковыми движениями. Мы смеялись над одинаковыми шутками, плакали из-за одинаковых печалей, верили в одно и то же чудо и порой даже предупреждали друг друга в мыслях.

Она не называла своего имени и вряд ли знала моё, поэтому мы обращались друг к другу по-разному, но никто из нас на это не обижался. Какой смысл был в именах, если мы были словно бы частью одного целого? О таких мелочах было стыдно и думать.

Вдоём, вдвоём, вдвоём! О, я уверена никто из других людей не выдержал бы столько времени, сколько провели друг с другом мы! Едва я появилась на свет, появилась и она. Мы сразу узнали друг друга и подружились. Вдвоём мы учились ходить, говорить, работать, жить... Мне никто не был нужен, кроме неё, и я совершенно не понимала, как другие не способны были этого осознать.