Темные воды

Часть тринадцатая.

На счастье, внутренняя планировка комплекса сияла перед моим внутренним взором так, как если б была вылита из расплавленного металла: я представлял расположение всех посещённых коридоров и комнат живо и ярко, не смущаясь кромешной темноты. Нас с этим домом связывало уже слишком многое, чтобы можно было так просто выкинуть из памяти его поганое, ветвящееся каналами переходов деревянное нутро.  

Даже не касаясь стен, я быстро вышел к перекрёстку с креслом-качалкой. То негромко поскрипывало в своём углу, очерченное по контуру тусклым светом прячущейся за тучами луны, но движение его на этот раз казалось вполне естественным: в коридоре вёл свою игру несдержанный ветер, и его небрежные касания заставляли даже двери дрожать в разбухших от влаги направляющих.

На улице было по-прежнему тихо, и оставшиеся без шумного дождевого аккомпанемента скрипы и скрежеты вдруг заняли собой всё пространство старого дома. Некоторые из них были похожи на звук шагов, другие – на последнее издыхание дряхлой конструкции. Третьи же… Прислушаться к ним я толком не успел: слева от меня вдруг что-то яростно грохнуло – так, будто в крохотной комнатушке для прислуги кто-то швырнул оземь коробку с чем-то тяжёлым – а затем с протяжным треском рвущихся гобеленов застучало по внутренней стене.

Я даже не успел отпрянуть к противоположной стороне коридора, когда небольшое помещение огласил пронзительный, лишённый чего-либо человеческого высокий вопль. Так могла бы кричать женщина – но кровь моя холодела при одной только мысли о том, что с ней при этом нужно было сотворить…

Без какого-либо оружия и источника света, прикованный к месту кошмарным воем – я вдруг осознал, как сильно переоценил собственные силы: мнимое бесстрашие вовсе не гарантировало мне защиты от ужасов, порождённых строителями особняка и его жильцами… И, стоило только допустить такую мысль, как темнота вдруг перестала быть моим верным союзником.

За тонкой стеной раздался ещё один громкий удар – но на этот раз какой-то другой, более глухой и резкий. А за ним последовал протяжный, полный предсмертной агонии стон – звук, моментально пронзивший меня до костей и заставивший приложить новые усилия к попыткам сдвинуть хотя бы одну ногу с места: я чувствовал себя героем той категории снов, которые видел, наверное, каждый – той самой, в которой тебя преследует что-то неминуемое, какая-то явная опасность, но тело и разум работают так медленно и слабо, словно погружены в густое желе…

Силясь кричать – беззвучно и тщетно – я сделал всего один неровный шаг вперёд… И тут стена по левую руку от меня буквально взорвалась грохотом: какая-то колоссальная сила билась за ней в тесных стенках помещения, точно дикий зверь, и мне уже начало казаться, что опоры мгновение-другое спустя просто разлетятся от такой нагрузки, как вдруг плотно задвинутая дверь в каморку с шипением лопнула изнутри. Щепки шрапнелью ударили в коридор – мне повезло вовремя спрятать лицо и обойтись всего десятком царапин на виске и затылке – а следом за ними, скребясь, подобно змеям, по полу потянулись обрывки старой бумаги.

На миг мне показалось, что самое страшное позади – но тут половицы у дальней стены застонали под чьей-то тяжёлой поступью, и я, даже не успев собраться с мыслями, оказался резко сметён волной чудовищной силы. Мощные руки – я чувствовал множество толстых кривых пальцев на своих груди, плечах и горле – оттолкнули меня прочь, к закрытому внутренними ставнями балкону так резко и яростно, что я оторвался от пола и, пробив собой две утлые преграды из старого разбухшего дерева, в единое мгновение оказался на улице. Одним ударом сердца назад я стоял на трясущихся ногах, прижимая ладони к груди – и вот всего один вздох спустя воздушное покрывало раскинуло свои крылья, готовясь с радостью принять меня целиком.

Шум ветра в ушах – это крайне сомнительное удовольствие, особенно если приходит он с ощущением сводящей с ума внезапности! Впрочем, проникнуться осознанием собственного бессилия у меня не вышло: полёт прервался так же резко, как и начался – но куда как более скверно: вывалившись во внутренний двор, я кувыркнулся через себя и всем своим весом обрушился на пропитанную дождевой водой почву. Уже второй раз за последние несколько часов удар с высоты о твёрдую поверхность вышибал из меня весь дух, но на этот раз, нанеся визит солнечному сплетению, коленям и области паха, он оставил после себя сплошной океан мучительной боли. Каким-то чудесным образом мне удалось уберечь от столкновения с землёй ладони и челюсть – иначе, вероятно, ссадин и выбитых зубов было бы не избежать – однако радости в случившемся всё равно осталось не слишком много. И тем не менее… Я остался жив! Осознание это, сопровождаемое в равной степени раздражением и радостью, позволило отнестись к опутывающим плетям страдания с неожиданным оптимизмом: да, мне хотелось рыдать, кричать и ругаться, но в то же время изводящая боль в конечностях ярко подчёркивала их наличие и относительную работоспособность!

Первый же шумный выдох поднял прямо перед моим носом фонтанчик грязных брызг, и я, нечаянно втянув немного влажной земли, со сдавленным фырканьем дёрнулся вбок. Тело крутнулось само по себе, переваливаясь на спину, и замерло, как поломанная игрушка. В руках не находилось сил даже на то, чтоб вытереть грязь с губ и носа, так что я, стараясь дышать сквозь тонкую щель в уголке рта, вынужден был взять пару минут передышки.