Темный исток: Гробницы пустоты

Глава 1. Кто боится Риши Динальта?

«Вселенная – это иллюзия.

Тени – ключ к ее пониманию.

Лейры – дверь, которую отпирает этот ключ.

Тени – ключ нашего сердца.

Мы – сердце иллюзии.

Мы – Вселенная!»

Кодекс Адис Лейр

«Со своими страхами лучше всего бороться в одиночку».

Тот, кто это сказал, наверное, был безумен.

Я стоял напротив небольшого куска тщательно отполированного металла и разглядывал собственное отражение в надежде распознать первые признаки перемен – рожу покривее, зубы поострее, – в общем, что-нибудь, из-за чего гордая Майра Метара превратилась в скулящее и трясущееся от ужаса создание. Но видел лишь себя прежнего, разве что с ухмылкой пошире. В глазах вроде бы что-то скрывалось: там, на глубине болотной зелени будто промелькнуло нечто дикое и безумно опасное. Промелькнуло и исчезло.

Тень? Быть может.

Живая Тень. Исток.

Так называла меня погибшая Метара, так назвала меня и Тассия Руэ. Но что это значило, я до сих пор не мог уяснить. Для них я был лишь вышедшим из-под контроля экспериментом, ожившим големом, чей потенциал они даже не смели предсказать. А что в итоге? Шаманке достало и ума, и смелости, чтобы признать ошибки. Но великая лейра Метара захотела все исправить. И чем за это расплатилась? Собственной жизнью, разумеется.

Кто я?

Убийца, вот кто!

Чудовище. Монстр во плоти. Слабак, позволивший прежде дремавшим инстинктам взять верх. Размазня, который не может справиться с чувством вины и оттого бросается на амбразуру.

Но так ли все однозначно?

Я показал зубы отражению. Надеялся, выйдет улыбка, а получился оскал. Снова. Попробовал прислушаться к внутреннему голосу, чтобы хоть там найти подсказку. Но тот молчал.

Будто нарочно.

И только страх продолжал свою скромную деятельность, медленно, но упорно разъедая душу и превращая в нечто черное, вязкое и отвратительное до дрожи.

Еще раз столкнувшись с не то испуганным, не то озлобленным взглядом, я понял, что вот-вот сорвусь. Проклятый ящик снова ожил, плотно пригнанная, но незапертая крышка задребезжала, тварь внутри захотела прогуляться.

Стиснув зубы, я постарался утихомирить буяна. И вроде бы даже получилось. По крайней мере, яростных дребезжаний, переворачивавших все внутри, больше не ощущалось. Но вот надолго ли? Кто знает.

Страх – штука коварная. Заиграешься, и проглотит, опомниться не успеешь. Но как быть, если приходится бояться самого себя? Что, если не знаешь, когда сорвешься в следующий раз, и кто при этом пострадает? Кто-нибудь мудрый наверняка ответил бы на эти вопросы. Но все знакомые мудрецы предпочли либо самоустраниться, либо сделать вид, будто ничего не происходит. Самому же мне разобраться во всем мозгов не хватало. А потому приходилось ждать последствий.

Ждать и разгребать.

Осточертев самому себе до тошноты, я отвернулся и, оглядев свою каютку, малость обалдел.

Я и не заметил, что пока любовался бледной рожей в отражении, ботинки, щетки, книжки, старинные космические компасы и прочая незакрепленная мелочь устроили между собой догонялки. Поднявшись в воздух, они, будто подхваченные невидимым и неосязаемым вихрем, плавно двигались вокруг единого центра тяжести – меня самого.

Что это? Новый способ Истока намекнуть о жажде свободы? Или знак, что все мои попытки совладать с самим собой – бессмысленная возня?

Тассия Руэ говорила, будто Исток – не что иное, как проекция подсознания на плоскость моего «я». Что это не какое-то там тайное чудище, посаженное на короткий поводок, а самая настоящая часть моей души, которую нужно просто признать. Признать и принять. И я был бы даже не против этого, вот только не мог смириться с тихим настойчивым голоском, постоянно требовавшим крови.

Сигнал о выходе из гиперпространства разорвал тишину на лоскуты, заставив меня вздрогнуть. И почти в тот же миг из встроенного в переборку динамика донесся как обычно раздраженный голос старшего брата:

– Мозголом, бегом наверх! Мы на месте.

Отложив успевший стать привычным ритуал самобичевания, я влез в шлепанцы и, нога за ногу, поплелся в рубку. Все, что до сих пор парило в воздухе, посыпались на пол.

Нервно хмыкнув, я исчез в проходе.

– С добрым утром, – саркастически бросил Мекет, стоило выбраться из лифта.

Рубка тонула в полутьме, слегка рассеиваемой алыми индикаторами приборной панели, и в каком-то смысле служила брату убежищем и точкой для медитаций, нежели его собственная каюта. Даже сейчас, занимая место пилота, он выглядел так, будто давно сроднился с кораблем.

Молча прошмыгнув к креслам навигатора, я пришвартовался к одному из них. Мекет сделал выводы.

– Смотрю, ты не особо в настрое. Никак снова в бреду?

– Отстань.

Брат даже не думал оборачиваться, но по моему голосу мгновенно определил неладное и заметно насторожился: