Тени сожжённой Земли

Тени сожжённой Земли

Кругом расползалось нечто напоминающее сон. Видение, незримыми нитями переплетающееся с реальностью и до того неясное, что трудно было понять: полусонный ли это бред или взаправдашняя жизнь, абрисами последствий уже впивающаяся в безумие. Обступающий клейким спёртым воздухом мрак отзывался чуждым восприятию голосом и отрывисто возвещал о вершащихся событиях, точно комментируя происходящее, стремясь рассказать последнюю историю единственному слушателю, который, оцепенев, внимал фатуму. Всё казалось ему смутно знакомым, расплывчатым, сомнительно-верным, но Роман имел лишь эту данность чудящуюся явью, в истинность коей уверовал окончательно.

Не унимающийся глас рисовал материальные образы окружения, живых людей и их монотонный быт, радостно принимающий смертоносный удар карающей однообразие длани, словно ожидая избавления – болезненного и необратимого.

Приблизился черёд Романа. Вселенский поток объял гостя, утягивая в черноту, где бесконечная цепь мучеников терпеливо ожидала своей очереди, дабы вступить на кострище и эпохами низводить пятна с души в очищающем пламени, полирующем от сожалений остов человеческой сущности и нивелирующем пороки, которые стремятся вырваться изнутри, напором оставляя на естестве уродливые шрамы грехов.        

Мнилось, будто закадровый повествователь дал мужчине время перевести дух и кратковременный миг обвыкнуться, но после, с прежним натиском неизбежности набросился на жертву, желая увидеть в её физиономии не отступающего ни перед чем охотника, вопрошая:

- А ты, что выдающегося сделал ты? Почему именно тебе следует даровать шанс? С какой стати твои желание и нужда должны убедить вселенную передумать? – наполняющийся свирепостью тон взорвался гулкими ударами молота, заканчивая фразу.

Ответчик встрепенулся, ощущая своё намертво прилипшее к земле тело. Насилу поднявшись, Роман стёр горько-солоноватый пот с лица, дёрнул уголком разбитых губ, а следом, коротко шипя носом и щурясь на поалевшую ладонь, ответил:

- Я хочу лишь две вещи: возможность хотя бы раз увидеть сына, и встретить рассвет. Большего – просить не смею – решительно пресекая дальнейший диалог, мужчина замолчал.

Наивность ли, вера? Что заставляет людей не обременённых вопросами о существовании сил потусторонних взывать к тем в критических случаях, и верить в их наличие? Отчего, упав на колени в абсолютной тишине, человек протягивает десницы к небу и сетует на судьбу, виня Создателя, которого даже не удосужился упомянуть при каждом благом для себя исходе? Злоба. Собственная беспомощность и гнев, затмевающий дорогу к намеченной цели, побуждает прогневлённого к поиску виновных, не смотря на то, что истый повинный – он сам.

Вскипевшая ненависть и выбивающаяся на свободу жестокость не удивляли Романа с недавних пор, в отличие от редчайшего явления доброты, нежно дотрагивающегося до души и приневоливающего лелеять следующее касание, которое теперь казалось последним, рискующим кануть в небытие.

Вибрируя, расслаиваясь и исчезая облегающий туман выпустил-таки невольника, дав возможность вновь узреть проявление самых тёмных человеческих сторон, или напротив – увидеть чудо, каковому уже вряд ли могло найтись место в этом переродившемся мире, сменившем недовольную гримасу на вечную улыбку Джокера….

Горизонт озарился малиновым отсветом, застлавшим всё небо пунцово-кровавыми облаками. Земля еле-заметно шелохнулась, уши прорезало гулом, а затем, быстротечный поток воздуха несущий в своих объятиях сотни тысяч килограммов непроницаемого пыльного флёра, сбил Романа с ног, перемешиваясь с криками испуганных женщин и плачем скованных ужасом детей.

Мужчина пробудился визгом сирены скорой помощи, улавливая силуэты парочки медиков, которая вынимала людей из-под обломков рекламных вывесок и силилась помочь тем, кого ещё можно было спасти. Утонувшего в пыли страдальца, наверное, просто не заметили, ибо шипастое одеяло земли, колких веток, режущего стекла, содержимого мусорных контейнеров, останков животных, частей вычурных авто накрывало тело чуть ли не с головой, априори спасая от грянувшего в упор взрыва газового баллона, установленного на почтовом фургоне.

Оглушительный вопль устрашённой женщины словно подвёл итог: её растерзанный напарник рухнул в океан неразборчивого месива, перемешиваясь с нерасторопными жертвами рукотворной катастрофы.

Уши трудно воспринимали звуки, звеня загробным свистом, матовое полотно действительности подёргивалось осколками разбитой картинки, обмершие конечности Романа воспрянули, позволив осознать – он ещё жив. Пока.   

Грёбаный мир доигрался, доселе пафосно потягивая насыщенный смолами дым из социального мнения и роняя раскалённый пепел на пролитое масло ненависти, тотчас зажегшееся неукротимым полымем. Человечество не спасло оружие – земля сплавилась под ногами. Религия обратилась против всего живого: пресловутый свет в тоннеле, оказался слепящей вспышкой ядерного взрыва, которая выжгла глаза тем, кто неустанно молился об изменениях, прося некую сущность избавить людское пристанище от расползающегося всюду безумия. Вездесущий интернет, спрутом протянувший щупальца по свету, прославляющий недоразумения и пускающий ветром жизни; всемирная паутина, сотканная исполинским пауком общественности – не смогла оплести волнами грянувшую трагедию и растаяла в пустоте, навеки скрывая чей-то очередной пока ещё не растиражированный провал. В одночасье привычный ход событий заместился первобытным положением вещей, будя давно уснувший в человеке навык и необходимость – выживание.

Роман судорожно выполз из грязи. Калеча руки битым стеклом, он тщетно хрипел о помощи удирающей медсестре, пока не захлебнулся в удушающем кашле. Мгновение спустя мужчина почуял на плече эфирное прикосновение нежной ладони.

Чумазая девица с лёгким рассечением лба вытаращила большие зелёные глаза едва повернувшемуся незнакомцу и настороженно сглотнула, как будто жалея о решении. Её спутанные окровавленные волосы беспорядочно скрывали мягкие изгибы скул и налипали на острый подбородок, где красовался мареновый отпечаток недавнего удара, сочащийся мелкими каплями запёкшейся крови.