Теория газового света

2018-й. глава 30

Багровая закатная полоса расчертила горизонт, как будто небу распороли горло. Пол скрежетал дробленными бетонными крошками, гулким похрустыванием отдаваясь вслед шагам, длинные тени скользили вдоль стен.

Кирилл нашел его на изломе поворота, метрах в десяти от того места, где ожидал увидеть. Тим сидел на затертом полу, неловко привалившись спиной к стене и подтянув к себе ноги. Словно только ненадолго прислонился отдохнуть, собираясь идти дальше.

Словно понимая, что если ляжет, уже не сможет подняться…

Темная тень в темном углу, почти сливается с густеющим мраком. Полоски аварийно-красного света отрезками чертили лицо, черты – полутенями. Услышав шаги, парень вздрогнул, приоткрыл глаза. Болезненно сведенные мышцы лица дрогнули.

Дыхание сбивалось. Правую руку он прижимал к себе, и невидно было на черной ткани свитера: есть ли там багрово расплывающееся страшное пятно или нет.

Камиллы нигде не было – Кирилл оглянулся. Пустота. Сгинула. Послушалась...

– Сильно она… тебя? – слова сочувствия дрянными кошками вцепились изнутри в горло, и Кирилл закашлялся.

Взгляд, искаженный болью и страхом, смотрел красноречиво.

Он дрожал. И сам, и голос:

– Почти промазала...

– Неправда.

Тимофей взглянул вниз, опустил голову, но тут же отвернулся. Закусил губу, зажмурившись. Острые тени от ресниц падали на бледное лицо.

Кого-то он Кириллу очень сильно напоминал. Кого-то, отплевывающегося от свежей крови в холодной росистой траве летнего утра. Такого же испуганного и непонимающего. Но пришедшее наваждение тут же спало.

– Что вы с ней... – не разжимая зубов, процедил Тим. – Что вы с ней сделали?..

Кирилл понял.

– Ничего. Жить будет. Я об этом позаботился…

Он оглянулся через плечо на темный коридор, будто все еще мог видеть бежавшую по нему девушку. Нервно шаркнул по бетону мыском ботинка. Как бы отчерчивая черту между собой и… темнотой, что подступала извне.

Снова взглянул в лицо молодому человеку – бледная тень самого себя, словно все краски с кожи откачали насосом. Только веки слегка подрагивают, да взгляд – темный, но слегка рассеянный – говорил о том, что тот еще цепляется за жизнь.

«А я – буду?..» – читалось в этих глазах.

Кирилл не ответил.

Широкий ворот свитера перекосило на одну сторону, и было видно остро выпирающую бледную ключицу с розоватой полоской затянувшегося рубца.

Того самого, что был теперь вместо раны, которую Кирилл оставил ему несколько дней назад на лестничной клетке.

Не веря своим глазам, он стремительно шагнул вперед, присел рядом, с нажимом проводя пальцами по коже. Это была не иллюзия и не мираж. Тимофей поморщился от движений, резкой тупой болью отзывавшейся в животе.

– Как? Нет, кто это тебе сделал?!.

– Это Кристина.

Он скосил глаза, не сразу, но поняв, что имел в виду Кирилл.

Кристина.

Имя опять всколыхнулось в голове, тут же оседая, и Кирилл отогнал его от себя. Он снова встал.

«Если с тобой что-либо случится, эта сила спасет тебя. А я умру…» Так говорила Алина. Любовь ли она имела в виду? Но смысл любви, если человек, который тебе дорог, гниет в земле…

– Если не вернешься, можешь считать, что не спас ее, а только продлил ей мучения. Я это знаю по себе.

Тим чуть дернулся – усмехнулся что ли?

«Это вы меня убили. Я этого не выбирал…»

– Любовь – всегда жертва.

Кирилл говорил про себя, но парень воспринял на чужой счет:

– Любить – это не жертвовать другими. Любовь – это прежде всего жертвовать собой…

«Вот ты и пожертвовал, – подумал Кирилл. – Безрассудный, несчастный мальчик. Что ты в итоге сделал, кроме как искалечил и поломал свою собственную жизнь?..»

Он вздрогнул, замерев от внезапной догадки, кого Тим так сильно напоминал.

Его самого, в той старинной почти истории, затянувшейся далеко вперед. Той, что не переставала преследовать его из года в год.

– У тебя был выбор. Он у тебя был, – сказал он, не совсем понимая, обращается к себе или к Тимофею.

…И среди трех вариантов: оставить все, как есть, бороться или не жить, сам Кирилл выбрал борьбу, но только по заведомо проигрышному и ложному пути.

Спасать других – удел лишь сильных. И дело вовсе не в словесной демагогии.

Тот, кто подмял себя под мир, положил тело на служение священному человечеству – человеку – не герой, а статист. Жертвенная единица, безвольная, безропотная, беспринципная. Одна сплошное отрицание…