Теперь я слышу твой голос

1

— У вас большой и красивый голос, ему только надо показаться, — поправив большие очки, изрекла моя преподавательница по вокалу.
Прозвучало трезвучие.
— Так, давайте еще раз, постарайтесь не бросать концы фраз и соединить все в одну линию.
С готовностью кивнула. Как гром среди ясного неба. У меня большой и красивый голос? Правда, что ли? Нет, петь я умею, с детства пою. И в ноты попадаю. Не без огрехов, конечно, и в целом сносно. Но чтобы прямо большой и красивый голос... Это очень удивительно.
Пою сколько себя помню. В садике пение — любимое занятие, потом музыкальная школа и хоровое отделение, песни на разных языках, выступления. С хором не так страшно... На сцене рядом орда таких же, как ты... И даже если не попадаешь в ноту, зазеваешься, засмотришься в зал, всегда найдется тот, кто вступит правильно, и твой ляпсус не испортит выступление в целом.
Не просто быть застенчивым ребенком. Меня, видимо, поэтому привели в свое время в музыкальную школу. И выходить с коллективом на огромнейшую сцену, освещенную софитами, идти к своему месту по скрипучим подставкам — было чем-то удивительным, а главное, не таким волнительным. Детский хор — это как пухлощекая армия культуры: все красивые, с бантами, деловито занимают свое определенное место. И так удобно было идти за кем-то.
Взгляд на концертмейстера, симпатичную девушку за роялем, приветливую и с чувством юмора. Тон... Нота, с которой начинается песня. Дирижер окинул нас быстрым взглядом, и в нем отразились все нюансы от репетиций в прошлых месяцах: тут произносим четче, тут не забудьте крещендо, тут форте.
Когда я получила аттестат, довольно, кстати, неплохой, музыка отошла на задний план, уступив место тинейджерским увлечениям: фэнтези-романы, зарубежный рок, отечественный панк и метал. Последний пролез в душу так ловко, что цепляющие струны души тексты и музыка привели меня к единственному в этой ситуации решению: я хочу петь так же. Я же умею... Умела... раньше. И хуже того. Я хочу писать такую музыку. Создавать прекрасное.

Создавать не получалось. Ни мелодии, ни стихи, ни даже фразы не приходят в голову. Ну пока поищем, где бы попеть.
Первая группа — фиаско. Хороший материал, но записана только одна песня. Сыграно несколько концертов. Получен бесценный опыт в ущерб нервной системе.
Вторая группа — успех. Приятные ребята. Хорошая музыка. Записан альбом. Как они меня взяли в группу? Ума не приложу. Так хотелось забрать их всех с собой.
Отъезд в Париж. Учеба. И запись в местную консерваторию маленького пригорода. За долгое время впервые серьезные занятия вокалом с преподавателем.
Мадам Одре Пелетье была дамой красивой и строгой, дисциплинированной и требовательной. Лучшего педагога и желать было нельзя. Я ей всецело доверяла. И мне казалось, ей удастся то, что не удалось другим преподавателям по вокалу: достать из меня голос. Такой, какой нужно. Красивый... звучащий. На каждое занятие я не бежала — летела. И жадно впитывала то, что мне говорили. Но прогресс шел довольно медленно.
— Знаете, — выдернул меня из размышлений голос преподавателя, — то как вы поете, напоминает мне... тяжелый метал...
Я улыбнулась, уже открыв рот, чтобы сказать ей, как я люблю эту музыку и с каким удовольствием пою. Особенно симфонический метал, а- ля Найтвиш. Хорошо, что она на меня не смотрела и, поправив очки, невозмутимо продолжила:
— И эта отвратительная музыка недостойна даже существовать.
Я застыла в немом шоке, а та, кому я всецело доверяла, добавила:
— Метал — это вообще сатанинская музыка, и вокалисты, поющие ее, портят свои голоса.
Нет! Нет же! Нет! Это не так! Вопило все внутри меня, но лицо мое оставалось непроницаемым. Я не могу ей сказать сейчас, насколько она не права.
Как же мне стало... тошно. Передо мной сидел человек, который был таким незаменимым наставником и лучшим педагогом, и возводил напраслину на мою любимую музыку. А я даже не могла возразить. Хорошо, что это был конец урока. Я вышла подавленная. Но день не ограничился одним этим испытанием.

На вечер было запланировано одно очень важное для меня и «Историй» мероприятие.
«Истории»... Я улыбнулась. Какое дурацкое и странное название. Однако оно очень шло нашей разношерстной толпе. Вспомнила свое объявление на просторах интернета. Я — вокалистка. Ищу группу. Метал.
Все чаще приходили мысли, что Франция вот ни разу не страна тяжелой музыки. Либо высшая лига, куда меня не берут, ибо не профессионал, либо совсем начальный уровень.
Я рада, что мои метания наконец были закончены. Когда я уже совсем отчаялась найти нормальных единомышленников, провидение обрушило на меня гитариста Реми — талантливого, стремительного, деятельного. Эта встреча была просто подарком судьбы для вокалистки, которая уже ни на что не надеялась. Участие в музыкальных проектах похоже на отношения с мужчиной. Сначала вам обоим интересно. Вы активно проводите время вместе, и вам все нравится. Но если в группе нет того, кто этим горит, помимо тебя, разумеется, — отношения обречены. Если нет четко видимой цели, желания работать и творить, музыкальные чувства, да и музыка, сойдут на нет. У меня такое было несколько раз. Коллективы разные: холёные мерзавцы, медленные увальни, жестокие псевдопрофессионалы, не знающие чего хотят, — это выматывало хуже любых токсичных отношений. Я расстраивалась, отчаивалась, надеялась, снова ждала и снова падала в бездну разочарования. Я почти сдалась.
Хорошо, я буду писать песни, я буду заниматься тем, что мне нравится. И, если я не смогу построить отношения — я просто их куплю. Есть люди, которые готовы платить за взаимную любовь. Что ж, мне придётся платить за взаимную музыку. Не страшно.
И вот однажды, когда я решила рискнуть в последний раз и кинула клич на просторах Всемирной паутины, мне попался он. Виртуозно- талантливый, рационально- амбициозный.
— Рина, ты идёшь? Хорош хандрить! Хватай мик и за нами! — терпением Реми никогда не отличался. И, увидев, что я пялюсь в окно на октябрьский дождь, решил на всякий случай быстро вернуть к реальности. То, что нам предстояло, было важно для нас всех, и сегодня вечером мы должны быть едины и непобедимы.
Вот и теперь я сжимаю в руке микрофон, темно-алая портьера открывается, оттуда, с другой стороны бьет по глазам ослепительный свет прожектора. Грянул последний аккорд предыдущей группы. Сердце