– Элизабет, пожалуйста, прекрати тянуться за куклой. Так мы с тобой опоздаем.
Мне всё-таки удаётся застегнуть на ножках своей трёхлетней дочери блестящие красные сапожки, и будто назло именно в этот момент она садится идеально ровно и останавливает свой внимательный взгляд на моём лице. Я словно вижу своё зеркальное отражение, ведь за исключением зелёных глаз она во многом похожа на меня. Шелковистыми волосами шоколадно-коричневого оттенка длиной до плеч, изгибом губ, контурами головы и позициями, занимаемыми ушами, носом и бровями. Лишь цвет радужки у неё определённо от отца. Как это довольно часто бывает, мы с ним познакомились на первом курсе колледжа, оказавшись сидящими по соседству на одной из лекций, а дальше всё развивалось слишком стремительно. Мы влюбились друг в друга буквально до сумасшествия и поженились вскоре после выпускного. В день нашей свадьбы мне не было ещё и двадцати трёх лет. Молодые, амбициозные, полные надежд и планов, верящие, что у них впереди вся жизнь на то, чтобы они стали совместной реальностью. Но уже чуть больше, чем через год, будучи на седьмом месяце беременности, я стала вдовой. Наше с Джаспером счастье оказалось недолгим и мимолётным. Элизабет появилась на свет в середине октября. Красивая и тихо сопящая девочка, которая никогда не увидит своего отца и будет знать его лишь по фотографиям и рассказам других людей. Воспоминаниям, принадлежащим мне, родителям Джаспера и его старшему брату. Несмотря на всю свою занятость, связанную с должностью генерального директора, дядя Эдвард не чает души в своей племяннице, и она отвечает ему взаимностью. Это именно к нему в гости мы сейчас и собираемся.
– Можно взять её с собой? – спрашивает Лиззи, крепко прижимая игрушку к себе. Пупс выглядит, как настоящая новорождённая. Чепчик, ползунки, кофточка, соска. Если вытащить её, ребёнок будет плакать и звать маму с папой либо до тех пор, пока предмет не вернётся обратно в ротик, либо пока цикл из соответствующих звуков не повторится три раза. Когда Эдвард преподнёс младенца на День рождения Элизабет две недели назад, первое время при извлечении соски я постоянно вздрагивала от рыданий и даже хотела достать батарейки, но всё-таки каким-то образом смогла привыкнуть.
– Можно, милая, но зачем она тебе? Завтра ведь Хэллоуин. Помнишь, как дядя Эдвард сказал, что ему нужна твоя помощь, и пообещал непременно дождаться тебя прежде, чем начать вырезать тыкву? Вы будете очень заняты, и у тебя не останется времени играть с куклой, – я помогаю дочери просунуть руки в рукава кофты на пуговицах и, застегнув их, чувствую почти подавляющую любовь, которой окружаю её за двоих. И за себя, и за её папу. Элизабет знает, что он очень её ждал и хотел, и что не может быть рядом по независящим от него причинам, но подробности… для них ещё не время. Я бы вообще ей ничего не говорила, если бы однажды она не назвала Эдварда папой. Тем вечером перед сном мне было больно расстраивать её, но я не могла позволить, чтобы она стала это повторять, и в ней окрепло неправильное представление.
– Он меня не ждёт.
– О чём ты говоришь, милая? Он очень тебя ждёт.
– Просто он ждёт не только меня. Ты ведь… останешься с нами? Иногда ты уезжаешь по делам и возвращаешься, лишь когда приходит время ехать домой. Дядя Эдвард говорит мне, что всё в порядке, но на самом деле он грустит в твоё отсутствие. Он тебя любит, как ты любишь меня.
– Да, родная, конечно, сегодня я никуда не уеду, но я уверена, что твой дядя грустит не из-за того, что меня иногда не бывает рядом. Просто у вас почти одинаковые глаза, и, скорее всего, глядя на тебя, ему становится особенно печально, что твой папа не может быть с нами. Дяде Эдварду наверняка не хватает его младшего брата, – я ставлю Элизабет на ноги и провожу рукой по её волосам, – а теперь иди вниз и покажись бабушке, пока они с дедушкой не уехали в приют, чтобы поздравить детей.
Может быть, кому-то это и покажется странным, что двадцатисемилетняя женщина живёт с родителями своего покойного мужа, но для нас с Элизабет так даже лучше. Она всегда под присмотром, они не пропускают ни одного момента из её взросления, и, перебравшись сюда по их настоятельной просьбе фактически сразу после похорон, я не вижу ни единой причины съезжать даже спустя всё это время. Мы одна семья, и так будет всегда.
Когда я спускаюсь на первый этаж и вхожу на кухню, Элизабет кружится перед Эсми, словно юла, настолько движения вызывают головокружение, но бабушка лишь восхищается платьем и тем, что оно сидит, как влитое.
– Твой дядя молодец, не ошибся с размером.
– Он её слишком балует. И кукла, и наряд, и всё в один день, – я подхожу к ним, укладывая телефон в сумку, и беру контейнер со свежеиспечённым яблочным пирогом. Мы уже сегодня его ели, но это для Эдварда. Эсми сразу отрезала ему чуть ли не половину. – Всё, Элизабет, нам уже пора. Пожалуйста, подожди меня в коридоре. Я скоро подойду и помогу тебе одеться, – я поворачиваюсь к свекрови, как только Лиззи послушно покидает помещение, чтобы попросить о небольшом одолжении, – мне бы хотелось, чтобы ты поговорила с ним и сказала, что не нужно быть таким расточительным.
– Не уверена, что можно назвать это расточительством, когда он более чем в состоянии позволить себе такие траты. А почему ты сама не можешь ему этого сказать? Вы всё равно едете к нему.
– Просто не могу, и всё.
– Белла, Эдвард хочет лишь того, чтобы ты… чтобы вы с Лиззи были счастливы. Мы все хотим. И Джаспер тоже бы хотел. То, что случилось с моим сыном, это ужасная трагедия, но я не думаю, что ему бы понравилось видеть тебя одной. Я пытаюсь сказать, что ты имеешь полное право снова начать с кем-то встречаться.
– Мне это не нужно. Я счастлива и так.
После завершения всех сборов я пристёгиваю Элизабет в её детском кресле за передним пассажирским сидением, и мы отправляемся в сорокаминутную поездку на другой конец города. Небо темнеет, как будто предвещая дождь, но сегодня пасмурно с самого начала дня, и я не обращаю на это сильно много внимания. Эдвард выходит к машине, едва я заглушаю двигатель на подъездной дорожке около его двухэтажного дома, и открывает мою дверь ещё до того, как я справляюсь с ремнём безопасности.
– Привет, – голос звучит, как обычно, заботливо и тепло. Полуопущенный взгляд из-под ресниц тоже странным образом согревает, и на какой-то миг я снова задумываюсь о том, что неоднократно обещала себе пресечь на уровне мыслей. О его доброте, привлекательности и обаянии, и о том, почему он, несмотря на явную любовь к Элизабет, до сих пор не спешит обзаводиться своей собственной семьёй и детьми.