The dashing night. Охота на вампира

Глава 2

Когда я принимала решение уехать в родной город, мной двигало инстинктивное желание раненого зверя уползти в берлогу и зализать раны.

И почему-то показалось, что маленькая тихая квартира, где прошло детство, станет идеальным убежищем.

Я снова ошиблась.

После возвращения домой мне не раз пришлось с тоской вспомнить московскую жизнь: в ней остался не только неудачный брак, но и научная карьера плюс преподавание. И если раньше я относилась к этим занятиям как к отдушине и глотку свободы, то теперь с горечью осознала, какое место они на самом деле занимали в моей жизни. Я постоянно была окружена коллегами и студентами, и, несмотря на отсутствие среди них друзей или даже приятелей, постоянно общалась с самыми разными людьми, а потому не знала, что такое настоящее одиночество.

Именно общения так не хватало в новой жизни: единственной компанией была двоюродная тетка, так как почти все одноклассники разъехались по другим городам после окончания школы. Я наконец-то зарегистрировалась в соцсетях (Виктор был против этого по соображениям безопасности), и первое время увлеченно разыскивала всех, с кем когда-то училась или дружила. Спустя некоторое время выяснилось, что ничего общего у меня с этими людьми не осталось, не считая номера школы. Они были заняты работой, детьми и бытом, я же выбивалась из этого ряда как белая ворона, так как не имела ни первого, ни второго, ни даже толком третьего.

Тетушка Наталья Петровна как могла старалась развлечь меня, но, к несчастью, наше общение сводилось к пересказу сплетен, обсуждению сериалов и прочим милым глупостям. Я не раз пробовала разговорить ее о тех вещах, которые по-настоящему интересовали, но каждый раз она уходила от беседы. Это ужасно злило, ведь я хотела узнать больше о родителях, особенно о маме, но тетя словно дала обет не упоминать ее ни единым словом. Все детство она обещала рассказать эту историю «когда ты вырастешь», а теперь старательно увиливала от разговора.

Сам родной город едва ли заметил мой приезд и продолжал жить своей жизнью. После Москвы с её смогом даже на самых оживленных улицах было легко дышать. Я уходила из дома утром куда глаза глядят: бродила по улицам и закоулкам, временами напоминавшими негритянское гетто, ездила по маршрутам автобусов, заново вспоминая их, долго гуляла по берегу бухты, слушая шепот волн… и в каждой прогулке меня не отпускало одиночество. Я стала много времени проводить в толпе людей на рынках и в магазинах, сделала кучу импульсивных и оттого вдвойне бесполезных покупок, и на какое-то время они заполняли пустоту внутри… пока я не возвращалась домой. Почему-то именно в этот момент, когда я шла по улице, и целью была старая пустая квартира, а мир вокруг жил своей жизнью, и ему не было до меня никакого дела, я ощущала себя растением, оторванным от привычной почвы и заброшенным куда-то в голые скалы. Мне не было места ни здесь, ни где-либо еще.

Лето было в самом начале: робкое тепло сменялось дождями, а ночи были холодными и туманными. Тетушка уверяла, что после первой же зимы я вспомню все недостатки местной погоды и захочу переехать в более мягкий климат. Я же в этом сомневалась: где-то на этих улицах, покрытых разбитым за долгую зиму асфальтом, прятался ответ на главный вопрос: кто я? Я искала на него ответ во время долгих блужданий и каждый раз чувствовала, что он ускользает.

В таком настроении я и оказалась на могиле отца.

Мы с тетей долго стояли, глядя на памятник. На портрете отец был изображен таким, каким я его никогда в жизни не видела: радостным и... беззаботным. Фотография явно была откуда-то со времен его далекой юности, и на ней не было и следа угрюмости и морщин горя, которые запомнились мне с самого раннего детства. Вдруг стало так больно в груди, что на глаза навернулись слезы.

– Не грусти, что не попрощалась с ним. – Тетя мягко коснулась моей руки.

– Я так и не поняла, почему он запретил приезжать к нему, почему скрыл свою болезнь… – ответила я сдавленным голосом.

– Думаю, он не хотел, чтобы ты запомнила его больным… или мертвым.

– Зато я запомнила его холодным и отчужденным. На всю жизнь.

– Он так никогда до конца и не оправился от смерти твоей мамы. Неудивительно, что его сердце отказало так рано. – Наталья Петровна вытерла глаза краешком носового платка.

– А где… а где мамина могила? – задала я вопрос, который мучил меня не один десяток лет.

– Не знаю, – ответила тетя, и я услышала в ее голосе растерянность.

Еще одна долбаная загадка. Секреты нашего семейства осточертели мне еще в детстве, ну а теперь я была готова раскрыть их любой ценой… чтобы наконец-то понять, почему все сложилось именно так, а не иначе. Если бы у меня был психоаналитик, он точно бы меня одобрил.

Я медленно вдохнула и выдохнула, прежде чем продолжить:

– Тетя Наташа, вы ведь расскажете мне о маме?

Она долго не отвечала, глядя в пространство перед собой, и я уже начала переминаться с ноги на ногу, когда услышала:

– Расскажу… Но давай не сегодня – я и так расстроена.

Я согласно кивнула: это уже была победа, а приз можно и немного подождать.