Тифлис[ъ] обетованный

Тифлис[ъ] обетованный. Роман

[Произведение является художественной интерпретацией реальных событий. Фамилии всех главных героев изменены]

В 19... году в июне, в июле горели красными пожарами леса и травы, красным диском вставало солнце, томились люди в безмерном удушии.

Борис Пильняк, «Голый год»

ПРОЛОГ

В гостиной большого красного дома с коллонадным фронтоном висели портреты двух женщин, двух красавиц, двух сестер Коморовских – Ольги и Нины – из прежних времен – годы 1910-ый или 1912-ый... Две польки, дочери мятежного капитана российской Царской Армии, впоследствии обе они не будут счастливы. Вскоре портреты исчезнут, но пока они символизируют прекрасную, уходящую эпоху и начало великих перемен в человеческих судьбах – перемен, которых будет множество после революции.

Нина выйдет замуж за учителя гимназии, которого несколькими годами спустя при выходе из экипажа застрелит его же собственный ученик – за обидный «волчий билет»…

Ольга станет женой генерала, обрусевшего шведа Сергея Линдберга, с которым проживет долго, но тяжело и безрадостно.

...В гостиной дома на Виноградной[1] улице в Тифлисе висели два портрета женщин со спокойными, ясными и одухотворенными лицами. Они еще ничего не знали о Будущем.

Книга I

На заре. Красный дом

…О, как солнечно и как звездно

Начат жизненный первый том,

Умоляю — пока не поздно,

Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,

Погляди на него тайком,

Пока тополь еще не срублен

И не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятся

Наши детские вечера.

Этот тополь среди акаций

Цвета пепла и серебра.

Марина Цветаева

Легконогая, через солнечное пятно на полу, в комнату вбежала трехлетняя Лиля. Суровое лицо Сергея Александровича прояснилось, он встал из-за письменного стола и подхватил дочурку на руки. От него она унаследовала северную строгость выражения и черт, но глаза были темные, Ольгины... Она устроилась на его суконном колене, он ласково перебирал грубыми руками батистовое платьишко – сейчас она стала постарше, а то раньше, бывало, вдруг отвесит ему звонкую пощечину, вскочит и убежит...

Он играл с ней, когда его никто не видел; его солдатская нежность была неуклюжа и комична, а терпкое словцо так и грозило сорваться с языка. Он зарылся лицом в ее густые тонкие волосы. Как чудесно и невинно пахнут эти совсем золотые младенческие локоны – словно теплой водой и фиалками!

На пороге появился мальчик лет пяти, с продолговатым правильным лицом и недетским взглядом. Сергей Александрович угас и выпустил Лилю. Отец и сын смотрели друг на друга, как из разных миров, молча, почти враждебно.

Линдберг прогнал детей и взялся за оставленные бумаги. На миг в памяти пронеслась сцена крещения трехлетнего Виктора и новорожденной Елены: это был 1915-ый год, православный храм... крестильные рубашки, вся светящаяся Ольга...

Это все запах распаренных акаций в нагретом после полудня воздухе... как он некстати! Из остальных комнат большого гулкого дома в его кабинете не было слышно ни звука, лишь откуда-то с Кирочной[2] площади неслись вопли старьевщика и запоздалое завывание молочника – Мацони-и!

Под сильными, тренированными руками Ольги рояль рыдал Лунной сонатой. Сказывалось блестящее петербургское образование – у нее была своя манера игры и свой музыкальный прононс. В смутные времена она будет давать уроки музыки, и это существенно облегчит жизнь дому Линдбергов.

В кругу тусклого лампового света кружились ее дети – пятилетний сын Виктор и младшая – Лиля. Скоро к ним присоединилась маленькая кузина Женечка, дочь Ольгиной сестры Нины. Она и Лиля были в одинаковых платьицах – позднее, став взрослыми, они тоже будут шить себе одинаковые фасоны.

Ольга хлопнула крышкой рояля и притянула к себе Виктора. Эти двое были невероятно близки – как и отец с Лилею – у них были отлитые на один манер лица и похожие глаза – пока Ольга была молода, это замечали все.

Дети сели вместе с гостями пить чай из немецких фарфоровых чашек – таких тонких, что их стенки просвечивали насквозь. Появился Сергей Александрович Линдберг – высокий и плотный, в генеральском мундире, и унес сонную Лилю в детскую – комнату с огромным окном во двор, в которое глядела мощная плодоносная яблоня.