Тигрица

Глава седьмая

Чёрная капля крови упала в пыль, за ней тут же сорвалась следующая, отразившись в свете шариков света, дрожавших над головами двумя девушек. Они сидели скорчившись, прижавшись друг к другу. Их запах был ещё полон солнца, ветра и листвы. Через несколько дней, проведённых под землей, эти ароматы выветрятся, сменятся на вонь камня и пыли.

Зверь чихнул. Он не любил камень, скучал по своему лесу, по толстым веткам гигантских деревьев, на которых любил лежать. Тосковал по светящемуся мху, по поляне, где любил прыгать вверх и ловить лапой насекомых в серебристом сиянии двух лун. Домой. Ему надо домой.

И он пытался убедить в этом человека, в теле которого застрял. Показывал воспоминания, давая ему возможность сравнить свободу леса, где каждый живёт только по своим правилам, и это унылое подземелье. Презрительно морщился, когда прижимал лапой к земле очередную человеческую крысу, визжащую от страха.

То ли дело, когда он охотился на кабана с клыками не меньше, чем у него самого. Тут, самое главное, успеть прокусить шкуру на загривке, ближе к тому месту, откуда брызнет в рот ярко-алая горячая кровь. Затем, впиться когтями в щетинистое брюхо и следить, чтобы в пылу драки не попасть под острые копыта. 

А за рекой жила самка, такая же нелюдимая и свирепая как он сам. Если случайно заходил на её территорию, могла и напасть. Однажды исполосовала ему всю морду, пришлось убираться в спешке. Зато, когда наступала весна, она звала голосом, от которого у него шерсть вставала дыбом.

Он перепрыгивал с ветки на ветку, торопился, пока не оказывался рядом. Её зеленые глаза сверкали, вечерний туман выпускал из объятий сильное тело большой кошки, рядом с которой все эти человечки кажутся крошечными. Зверь вздохнул. Толкнулся в человека изнутри, предлагая ещё раз вспомнить, что происходило дальше.

Человек молчал. Он часто отдавал свое тело зверю в полное владение, и это было хорошо. Потому, что когда человек осознавал себя, он начинал горевать. Боль прошивала их насквозь, становилась нестерпимой, рвала изнутри. В такие моменты зверь не выдерживал и начинал громко скулить.

А человек плакал.

Его терзало то, что он называл чувством вины. И заточение в подземелье было искуплением. Человек считал, что он заслуживает самого плохого, а груда камней над головой и общество злобных крыс – недостаточное для него наказание. Зверь полагал, что прошлое должно оставаться в прошлом, но хозяина убедить не мог.

Было скучно. Война с подземниками закончилась, никто больше драться с ними не хотел. И тут эта самка, пахнущая так же как та, что жила за рекой. Зверь заставил человека пойти за ней, заставил его принести ей дар, как когда-то делал он сам, кидая к её ногам тушку тапира. Он же заставил его подняться наверх к светящимся шарикам, хотя те и причиняли неудобство их глазам, ослепшим после встречи с подземным богом.

Зверь толкнулся, пробуждая человека, чтобы он объяснил, что делает самка. Он лучше разбирался в сложном мироустройстве хрупких человечков. Хозяин с неохотой проснулся. Посмотрел из темноты, где они прятались и нахмурился. Принюхался.

Одним прыжком оказался рядом с самкой и схватил её за руку, заставив их обеих вскрикнуть от неожиданности.

- Не делай этого, - хрипло выговорил он. Отвыкшее от человеческой речи горло с трудом пропустило звуки.

- Какое тебе дело? - выдернула руку самка.

Он задумался. И вправду, какое ему дело, умрёт ли этот человек или нет? Но, она была самкой, и её смерть казалось неправильной. Зверь был согласен: надо защищать самок и детёнышей.

- Я не причиню тебе вреда, - пробормотал хозяин. Он был в смятении, зверь это чувствовал, хотя и не понял по какой причине.

- Спасибо, я лучше умру, чем познаю твою «доброту», - ответила девушка.

- Ты много болтаешь, - вздохнул человек. Ему было трудно сосредоточиться на разговоре, слишком он далеко ушёл за грань. – Я не трону тебя и твою подругу. Тебя никто здесь не тронет, даже подземники.

- И что ты хочешь в обмен? – с вызовом спросила девушка. Ресницы были всё ещё мокрыми от слёз и от этого зрелища у человека дрогнуло сердце. – Учти, я никогда не буду твоей!

Человек засмеялся. Она была такая смелая, честная и несчастная, эта юная самка. Знала, что не сможет ему противостоять, но всё равно решила биться до конца. Даже не думает просить пощады. Она ему нравилась.

- Куда ты денешься, - ответил он, наконец. – Но, я не тороплю. Подожду, пока ты сама не придёшь.

- А, если не приду? – уже тише спросила чуть расслабившаяся девушка.

- Тогда я сам приду, - от хриплого смеха обе самки содрогнулись.  

И человек за зверем в голове ушли.

Зверь почувствовал, что хозяин доволен и возбуждён, как он сам, когда слышал зов из-за реки. Он летел по знакомым извилистым коридорам верхних уровней, неслышной тенью скользил между покрытых белой пылью заключённых, вгрызающихся в нутро скалы, как бледные личинки термитов в засохшее бревно. Истощённые человечки были такой же частью системы, как и их надсмотрщики и глава тюрьмы. А они с хозяином были вне её, свободные от оков, заключённые только по прихоти той части души, которое человек называл совестью.