Тихоня

Тихоня

Казалось, что абсолютно все взгляды в этом мире были направлены в мою сторону. Словно каждая тварь божья внимала тому, что происходит сейчас со мной. А я в свою очередь, как будто нажала паузу и стою тут посреди стоп-кадра и наблюдаю за абсолютно каждым в этом помещении. Я даже могу пройти рядом с каждым, потыкать в щеку, подергать за волосы или переложить шарф с одного плеча на другое, а никто даже не пошевелится и не заметит. Я огляделась вокруг. Начальник, Николай Петрович, стоит передо мной красный, как помидор. На самом деле он мог бы считаться красавцем, если бы я не знала какой он самовлюбленный и холодный скот. Он обращается со своими работниками как с рабами, позволяет себе и позаигрывать, и оскорбить, может даже вылить стакан кофе мне на стол, только из-за того, что он без корицы и имбиря, как он любит. Что кстати, только что и произошло. Витя, с вытянутым лицом в очках с черной оправой, вот-вот уронит все свои бумажки, так ему интересно наблюдать это шоу с фееричным отказом от кофе. Милая девушка Наташа испуганно и сочувствующе смотрит на мой телефон, который лежит на столе в кофе. Вот же черт, он вылил кофе прямо мне на телефон! Еще несколько ребят кажется даже подпрыгнули от неожиданности. Стоп-кадр потихоньку начал возвращаться в действие, и я последний раз осмотрелась. Марина все еще смотрела на меня удивленно и оставалась неподвижной, словно статуя, несмотря на то, что все уже оживились и начальник открывал и закрывал рот в своем никому непонятном безумии. Казалось, что она даже моргать не станет… Хотя нет, вот моргнула.

– Зайдете ко мне через пятнадцать минут! – прошипел Николай Петрович, бросив при этом мне под ноги пустой бумажный стакан из-под кофе.

– Что вы себе позволяете? – неуверенно, почти шепотом спросила я, несмотря на то, что внутри кипела буря и мне было трудно сдержать возмущение… Но также присутствовал страх – это же начальник.

– А ты что себе позволяешь? – небрежным жестом в мою сторону, словно раб посмел заговорить со своим хозяином без разрешения, спросил Николай Петрович в ответ.

– Вы считаете нас своей собственностью, – я запнулась, хоть и знала, что в разговоре с ним нельзя медлить, ведь тот перебьет и забьет колкими фразами, – Что позволяете себе такое вытворять? – я взяла свой мобильный и огляделась, заметив еще более напуганные лица своих коллег, чем перед этим.

– Еще одно слово, и я уволю тебя, – с холодной улыбкой произнес мой начальник.

– Вы считаете нормальным выливать кофе на мой телефон? – уже повысив тон, не унималась я, – На мою собственность, за которую я заплатила деньги, чтобы заработать их я пахала как лошадь! – это был мой звездный час, внутри все кипело и меня было уже не остановить. И без разницы, что возможно, я говорила вещи не те, что хотела бы, но я говорила, я возмущалась, а мне это не свойственно, – Вы эгоистичный, отвратительный, самовлюбленный, бесчувственный деспот и тиран, которому важен только собственный авторитет. Вы видимо получаете удовольствие от всех этих унижений. Почему только все терпят это? Почему Я терплю это так долго? Вы не Бог… Ой, мамочки, да вы ведь даже не влиятельный человек в этом городе, но какого-то хрена позволяете себе все это, – он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл, похоже он, как и я, не ожидал такого всплеска слов от меня, самой тихой и послушной из всех работающих на него, – Вы думаете никто не видит ваших заигрываний с некоторыми работницами и других Ваших погрешностей? – я многозначительно посмотрела ему в глаза.

– Так, все вышли! – заорал вдруг Николай Петрович. Все вокруг вздрогнули и засуетились, словно не понимали, что происходит. Кто хватался за бумаги, кто за личные вещи, но выбегать из холла никто не стал, – Живо! – еще более грозно крикнул мой начальник, что-то он заволновался, хоть по его непроницаемой маске на лице совершенно не скажешь, но голос выдает его. Все тут же поспешно вышли в соседнее помещение.

Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Внутри меня опять заиграл страх, словно присутствующие люди были доказательством его ужасного поведения и опорой моей уверенности и злости, а сейчас их нет, и я словно превратилась в ту самую испуганную самую послушную и тихую работницу. Я пыталась этого не показывать, но похоже Николай Петрович учуял это, как собаки чуют человеческий страх.

– Что это было? – пугающе спокойно спросил он.

- Что именно? Кофе или… - Николай Петрович не дал мне договорить и резко подошел ко мне, я вздрогнула.

– Что это за шоу? Ты вообще кем себя возомнила? – теперь он спрашивал злобно, я даже забоялась, что он может поднять руку. Я помедлила со следующей репликой, дала возможность ему немного остыть. Пару секунд.

– Вы понимаете, что ведете себя непозволительно с нами? – я попыталась спокойно выйти с ним на чувственный разговор о том, почему он так жесток, знаете, как в фильмах все эти разговоры о проблемах... О том, как когда-то его бросила девушка и он стал закрываться от людей, что привело его к совершенно асоциальному поведению. Такой себе отрицательный герой с претензией на развитие в сторону добра.

– Ты уволена! – отрезал он. Упс, не получилось откровенного разговора.

– Вы не сможете меня уволить, – спокойно сказала я. Он сверкнул глазами, которые слегка сузились то ли в подозрении, то ли в сдерживаемом смешке, и я даже увидела искорку. Жуткий он тип, не смотря на свою красоту. Черные, пустые глаза миндалевидной формы, обрамленные такими же черными ресницами, слегка напоминают что-то восточное. Брови образуют между собой морщину на переносице, что делает его взгляд более напряженным, прямой нос с четким очертанием ноздрей, губы не тонкие, но и не пухлые, слегка жестковаты, но это возможно из-за того, что сейчас он очень напряжен. Острый подбородок лишь усиливает его холодность, кажется, что в нем нет ничего человечески-теплого. Особенно сейчас, все его хищные черты обострились. Мне было страшно, ведь казалось, что он прыгнет на меня и разорвет в клочья, что еще слово и от меня не останется и пустого места.