Тик

Тик

Когда устал и жить не хочешь,

Полезно вспомнить в гневе белом,

Что есть такие дни и ночи,

Что жизнь оправдывают в целом.

Игорь Губерман

Пролог

Я сделал мановение кистью вправо. Жест был адресован продолговатой металлической коробке высотою в пять футов. На ее бедрах красовались логотипы медицинского центра «Tempo» и его партнера, компании «VOID». Зеркальный сенсорный лик был обращен к моему лицу.

— Введите ID получателя, — высветилось на мониторе.

Я набрал цифры.

Экран дал знать, что на моем счету девяносто восемь тысяч пятьсот пятьдесят часов.

То были накопления за девять лет работы на заводе по изготовлению соевых продуктов. Годы, на протяжении которых я трудился денно и

нощно, работая сверхурочно. Я позволял себе перерывы только на обед и сон, брал выходной раз в две недели и ограничивал себя во всем.

— Доступно четыре тысячи сто шесть суточных вакцин.

Накопленного лекарства хватило бы на десять лет, в которые я мог бы не работать. Но теперь в нем не было нужды.

Я потянулся к роковой кнопке. На мгновение палец застыл в воздухе в дюйме от экрана. В ту мучительно долгую секунду нутро терзали болезненные сомнения.

Чем дольше я медлил, тем более выказывал малодушие и злился на себя за него. Я нажал «Отправить всё».

Спустя пять минут раздался звонок от сеньоры Кабреры, пожилой мексиканки, что приютила Лайзу. Получили уведомление, догадался я.

— Сеньор! — голос женщины звучал настороженно. — Сколько вы оставили себе?

Я провел по боковой панели умных часов.

— Шесть часов, — признался я.

— Вы отдали всё! — с укоризной отозвалась старушка.

— Не волнуйтесь. Завтра День Памяти. Я получу праздничные двадцать четыре часа.

— Один день?

— Больше и не нужно.

— Чем вам так дорога эта девочка, что вы пожертвовали для нее всем? Она никогда не сможет понять вашу жертву и оценить её по достоинству. У неё нет будущего. Она нежизнеспособна. Даже мать отказалась от нее, осознавая это.

— Она отказалась, потому что государство не пожелало платить пособие.

— Что логично, — стояла на своем сеньора Кабрера. — Человек больной ДЦП не сможет внести весомого вклада в общество и станет только бременем для родных. У нас ограниченное количество вакцины, зачем тратить её впустую?

— Ведь и вы оказали Лайзе покровительство, — недоумевал я.

— Не оставлять же беззащитное дитя умирать! Мне досталось наследство от мужа. У меня есть время. К тому же я стара. А вы! Вам бы еще пожить...

— Сеньора, вы знаете о моем заболевании. Я уже чувствую, как она расслаивается внутри.

— Не говорите глупостей! Это фантомное чувство.

Я не ответил, и в трубке повисло молчание. Вскоре старушка продолжила, еще более оживившись:

— Вот вы дали ей десять лет жизни. Но что она будет делать потом? Она не выживет. У неё будет всего десять лет.

— Целых десять лет! — возразил я. Сколько можно успеть за десять лет, если один день — настоящая находка!

22 июля 2102. День Памяти

Я подоспел к медицинскому пункту к 11:59:00. Жирный текст на экране призывал: «Приложите правое запястье к сканеру». Я последовал указанию. Появившаяся надпись уведомила, что на счету осталось тридцать часов. Это означало, что мне доступна одна суточная вакцина. То был подарок от государства в честь праздника. Такое случалось дважды в год: 22-го июля, в День Памяти и 22-го октября, в День Единства.

Я вздохнул, но не с горечью, а с отрешенностью человека, примирившегося с безысходностью положения. Дисплей предложил два варианта, как распорядиться лекарством. Левая кнопка предлагала «Ввести себе», правая — «Перечислить». Я сделал движение кистью влево. Отверстие рядом со сканером, похожее на диафрагму фотоаппарата, разжалось. Каждый раз я с опаской просовывал руку. Я боялся, что, как только кисть окажется внутри, щелкнет затвор, и я лишусь конечности. Но вместо этого я почувствовал щекотливое покалывание в левом запястье. Игла ввела препарат. Когда я высунул руку, на месте укола красовался маленький аккуратный пластырь. На экране высветилось: «Инъекция завершена. Остаток на счете: 6 часов». Время в верхнем левом углу экрана — 11:59:59.

Медицинский пункт представлял собой терминал, который служил проводником от «банка жизни» к человеку. Такие терминалы стояли вдоль каждой автомагистрали на расстоянии пяти ярдов друг от друга; в каждом общественном заведении; в уборных ресторанов, клубов и кинотеатров; в торговых центрах, универмагах, подземных переходах и на каждой автобусной остановке. Можно было также приобрести ампулу с лекарством в любой аптеке и сделать укол самостоятельно.

Медицинский терминал, в котором я оплатил последние сутки жизни, находился в фойе некогда пятизвездочного отеля, где я поселился. Я жил в одиночестве, время от времени переселяясь из номера в номер, когда прежнее жилище становилось захламлено.

В 2086 году, когда мне было двадцать, вирус под названием «эсхатон» прошелся по земле, словно жнец, собирая колосья пшеницы. Среди людей, уцелевших до изобретения антигена, насчитывалось сто сорок четыре тысячи нетронутых обжинков. Выжившие стали всецело зависимы от вакцины под названием «Время».

Препарат не был совершенен, так как не излечивал вирус. Но на тот период, пока антитела, противящиеся заболеванию, находились в крови, лекарство блокировало его развитие и поддерживало все биологические показатели на жизнеспособном уровне. Но лишь срок действия медикамента заканчивался, человек терял сознание и у окружающих оставался час, чтобы оказать первую помощь, без которой больной впадал в кому, из которой никто из носителей вируса не выбирался. Одна доза препарата составляла двадцать миллилитров и продлевала человеческое существование на одни сутки.