Тьма

В сумерках пропадают следы и свисают гирлянды. Ветер сумерек выдувает горный воздух в долины. Небо цветет и выцветает. Медленно. Постепенно. Не торопясь. Никуда не торопясь. Некуда торопиться. И незачем.

Эта животина меня раздражает. Не самим фактом своего существования и не сама по себе. По ночам я слышу ее лай, ее вой, ее самозабвенный, истеричный, заходящийся до полного самоотречения лай. Лай на ветер. Посмотрел бы я на того дурня, который спит с закрытыми пластиковыми окнами летом в южном городе. Посмотрел бы из интереса. И обязательно его запомнил. Мало ли.

До этой животины, возле подъезда терлась другая собака, но ее застрелили одной тихой ночью. За тех собак, что лаяли по ночам и мешали спать людям. Люди все разные, особенно животноводы. Вот та собака, которую убили, была умная. Не лаяла, подачки не клянчила, а честно их отрабатывала и детей своих этому же учила. Приводила, знакомила и учила. Бежать возле ноги, ждать у магазина, провожать до подъезда. И не одного кого-то, а всех. Работать учила. Вела себя с достоинством, достойно жила и умерла за весь собачий род. Зря.

А эта. Выводит щенков в трубе, кидается на тех, кто ей не нравится, лает по ночам. И жалко ее – сил никаких нет, и раздражает – тоже.

Решили у нас дорогу переделать, создать трассу. Завели рабочую технику, получили деньги от китайцев, запланировали, распилили и вперед – назад. Стая собак, живущая возле углового магазина, не вынесла этого шума и гама и ушла. Точнее, не стая, а семейная ячейка. Две сучки и кобелек. Одна из сучек в скором времени и полезла в нашу трубу. Там в трубе и родила. И досталось ей это нелегко.

У собак тоже бывает послеродовой психоз. Им вообще потяжелее. Ни материнского капитала, ни родовспоможения бесплатного, ни детских, ни по уходу. Родила в трубе, вылезла на свет, чтоб гонять несуществующих птиц и насекомых, видеть невидимое и скулить от разрывов и мастита. Вылезла и ладно. Живи, пока можешь.

Дура. Одного щенка сразу кинула. Мать жены подобрала. Сослепу думала котенок. Она бы и щенка подняла. Дитё же. Только, одно дело выкормить, а другое жить вместе. Не все готовы даже кормить. А лечить? А выхаживать? А кормить через каждые два-три часа? А пристраивать? Тьма. Особенно желающих.

Да. Вылезла псина на свет и ждет. Долго ждала, но дождалась. Кобелька своего, да подружку. Хвостом замахала, задницу прижала и к ним с радостным лаем. За одобрением, пониманием, сочувствием. В глаза им заглядывает, скулит, жалуется на долю свою и ищет тепла. Кобелек ее обнюхал. Ну, так, для проформы. Типа – выздоравливай скорей, поправляйся. Держись, в общем. Подружайка их совместная и того хлеще. «Что-то воняет от тебя, ты бы подмылась что ли. Пойдем, Вовчик. Нам еще территорию обежать надо, да к Тарзану заскочить, да, может, удастся кошек наловить».

Дело не в словах. И не в переносе своих представлений. Так.

А второго и последнего щенка у этой собаки задавили машиной. Сосед мой. Щенок уже подрос, но мать его и сама под машинами дрему гоняет, и щенка не научила бояться. А сосед животных не любит. Брезгует. Нечистые. И укусить может.

А эта – может. Неумная. Щенка задавило не до конца. Два дня по рентгенам и коробкам. А он задавил не до конца и уехал. Дела делать. А мне с ним жить рядом. Здороваться, спрашивать, как дела. Такие.

Дура. А мать - хорошая. Не ела ничего, скулила под окном, в глаза заглядывала и надеялась. Сильно. По-настоящему.

И зря.