То, что прячется в кустах

Куст второй. Кровавые шипы. Часть одиннадцатая.

Наконец-то я дома в своей любимой кроватке. Я и пирожное. Большое, с прослойками шоколадного и ванильного крема и красивой вишенкой на верху. Взяла в руки, рассмотрела со всех сторон, любуясь и предвкушая, поднесла к носу и, прикрыв веки, глубоко вдохнула. Боже-е-е-ественно-о-о-о. Сладковатый запах ванили смешивался с горьковатым ароматом шоколада и еле уловимым цитрусовым. Похоже, бисквит пропитан апельсиновым ликером. Я медленно, с наслаждением откусила. Крем таял и превращался в густую мягкую пену, растекаясь по языку, лаская. Проглотила. И в следующий раз уже жадно впилась в кондитерский шедевр, который вызывал почти эротическое удовольствие. Сладость целиком заполнила рот. Немного крема осталось на губах. Восхитительная феерия вкуса. Прямо-таки шоколадно-сливочный французкий поцелуй. Хочу еще.

— Повтори.

Я застыла и резко распахнула глаза. Послышалось? Не вставая с постели, огляделась, даже под кровать заглянула — никого. Глубоко вздохнув, взяла пироженку и надкусила. Спокойно, Аля. Все хорошо. Учитывая пережитое, неудивительно, что всякая ерунда мерещится. Валерьяночки попью — и отпустит.

— Скажи громче, что ты хочешь.

Я подавилась и закашлялась от уже явственного интимного шепота в ухо. А потом с ужасом почувствовала, как мягкое, щекочущее прикосновение сползло от мочки по шее и остановилось на губах. Нечто теплое и влажное скользнуло по нижней. Да что за?! Испуганно вытерла шею и губы. Прошло? Но в следующее мгновение последовал болезненный укус. От неожиданности я глубоко вдохнула, и вместе с прохладным воздухом в рот ворвалось что-то скользкое и горячее, властно и полностью заполняя и не давая дышать. Тело словно чем-то придавили. Я отчаянно замахала руками в попытках отпихнуть невидимое маньячное нечто. Какая валерьянка! Тут отряд экзорцистов нужен!

Изловчившись, все же ухватилось за что-то. Ткань? Я удивленно моргнула. Пространство исказилось на секунду, и передо мной появился Аято. Ну как передо мной. На мне. Извращюга вампирская!

— Ну что, проснулась, спящая красавица?

У меня даже в глазах потемнело, как захотелось врезать по этой усмехающейся самодовольной физиономии.

— Слезь с меня… пожалуйста, — прошипела, из последних сил стараясь быть вежливой.

— Разве так приветствуют своего господина?

Я покраснела от раздражения. Ну и наглец. Кстати. Глаз нервно дернулся. В памяти всплыл неприличный пинок у двери при ночной попытке бегства. Вряд ли он о таком забыл. Интересно, во сколько обойдется сей факт самозащиты. Я пристально посмотрела на парня. А может, он не злопамятный?

«Конечно, — хихикнул внутренний голос, — пыточные инструменты собирают только очень добрые люди. Испытает на тебе парочку — и отпустит с миром. Вернее в мир иной»

«Уйди, вредина! И без тебя тошно!»

Ну вот почему у всех внутреннее «Я» — понимающий и сочувствующий друг, а у меня ехидное трололо.

Надо как-то вырулить на безопасную тему. Например, поговорим о нем любимом — такой уникальной, неповторимой, тяжелой сволочи, которая и не думает с меня слезать!

— Ты испачкался.

Н-е-р-я-х-а.

— У тебя крем на щеке. Любишь сладкое?

На секунду на лице Аято мелькнуло непонимание, а потом он вдруг расплылся в подозрительно довольной улыбке, обнажив длинные клыки.

— А, это… Я ел торт, пока ты спала.

Он был в комнате, пока я спала?! Прямо как маньяк-сталкер. Жуть-то какая…

— Но я с тобой поделился…

И это должно меня успокоить? Стоп. Как поделился? Мозг на секунду завис, а потом ускоренно начал обрабатывать информацию. Поделился. Тортом. А я спала. Нет-нет! Только не говорите что, то божественное пирожное во сне на самом деле звали Аято. И слова, которые я сказала, и он просил повторить — это «Хочу еще». Я сказала, что хочу его еще. Хотелось взвыть и рвать на голове волосы и его и свои собственные. Меня нагло облапала и поцеловала в засос малолетняя вампирская нечисть. И стыд, и ужас!

— Ну ты и… — от возмущения даже неприличные слова подбирались с трудом.

Я уперлась в его плечи, стараясь спихнуть.

— Похоже, ты все еще не поняла, Дынька.

 Расслабленное выражение лица Аято резко сменилось на раздраженно-высокомерное. Он перехватил мои руки и прижал над головой к кровати. Запястья заболели, готовые вот-вот хрустнуть.

— Я — твой Господин, — в холодном зеленом взгляде читалось обещание еще большей боли в случае неповиновения, — и сейчас…

Он склонился к моей шее, и я почувствовала, как по коже скользит его язык, оставляя за собой прохладную влажную дорожку. Сердце гулко забилось от ощущения подкрадывающейся опасности.

— Ты поделишься с господином… — тихий шепот у самого уха, — своей кровью.