То, что внутри

То, что внутри

- Нет, ты не понял, Серег, - Андрей нервничал, тряс руками, пиво в пластиковом стаканчике плескалось, ляпая по их шортам и майкам. - Я не хочу всякое там, знаешь... как у всех. Как у всех мне дядя Вася с соседнего подъезда за полторашку жигулевского вечерком намалюет. И художка не нужна, у меня художки простой - полтела.

 - Братан, о чем разговор, - махал руками в ответ Сергей, - я тебя в эту глухомань для чего сутки тарабанил. Дядька - вещь, золотые руки. Китаец, правда, да и хрен бы с ним. Но что творит! Никто такого не может, вообще, ты понимаешь? Ни одна душа в мире, братан!

- Понимаю. Но не верю. Везде одно дерьмо, у всех мастеров. Даже краска везде одинаковая, а идеи... в прошлом веке все идеи. Сань, - Андрей пнул спинку водительского сидения ногой, - тормозни, отольем.

Саня полуобернулся, с пониманием усмехнулся и резко влепил по тормозам, уводя Мерседес на обочину. Взял рукой с торпедо оборванную с краю бумажку, страничку из блокнота с криво накорябанными цифрами, и пощелкал по ней пальцем:

- По координатам - почти приехали. Если не врет навигатор, само собой.

- В общем, отвечаю, братан, - сказал Сергей, не обращая внимания на этот жест и открывая дверцу. - Будет обычное дерьмо - я себе на лбу татуху сделаю. Лох, там, или еще чего.

 - Пидр, - загоготал Андрей. - Лох, запятая, пидр.

Потом посерьезнел, достал из кармана шорт опасную бритву, с которой не расставался уже лет десять (с тех самых пор, да, батяня, сука, спасибо тебе, не раз пригождалась), открыл ее и помахал перед глазами.

- Я тебе их вырежу, - сказал вслух и снова засмеялся.

Сергей покосился, но хлопнул себя кулаком в грудь:

- А даже и так.

- Забили, - согласился Андрей. - Санек подтвердит.

Они ехали еще часа четыре, последний - ночью и по густому лесу; дорога петляла, и Андрей удивлялся, зачем было делать столько поворотов на, казалось бы, ровном участке, но Сергей, словно прочитав его мысли, сказал:

- Болота здесь. Потому так, кругами.

Андрей лениво кивнул, хотя ему было все равно.

Домик, скорее даже изба, появился неожиданно: вдруг, прямо за одним из поворотов, машина соскочила с асфальта и уперлась через пару метров фарами в деревянную стену. Они вышли, Андрей принялся кричать хозяина, но Сергей просто прошел к узкой двери сбоку и, открыв, вошел. Андрей пожал плечами и вошел следом.

Старик сидел прямо на деревянном полу около окна спиной к вошедшим. Коптила печь, и, наверное, потому в домике было дымно.

- Здравствуйте, - поклонился Андрей, пошатнулся, оперся рукой о стену, но посуда, висевшая там и невидимая в сумраке, загрохотала и свалилась на пол.

Саша, шедший сзади, подхватил Андрея, старик обернулся и что-то пробормотал.

- Ша, братва, я поговорю, - сказал Сергей.

Подошел к старику, склонился и зашептал быстро и часто, тыкая изредка пальцем назад, на Андрея. Старик кивнул несколько раз, затем поднялся, и, подойдя поближе, констатировал:

- Пьяни сильна. Низя так рисовать. Трезви нада. Завтра приходить, все не надо, один нада.

- Нет, бать, ты не понял, - Сергей снова размахался, - мы полторы тыщи проехали, завтра никак. Сегодня давай. Доплатим, не ссы.

Старик неодобрительно покачал головой:

- Плохо будет. Нельзя пьяни.

- Эээ... - двинулся вперед Андрей, занося руку в кулаке, - ща я этого монгола урою.

Саня перехватил руку, прижал брыкающегося Андрея к себе, и глухо, но уверено, сказал:

- Слышь, Чингисхан. Уроет ведь. Ты давай, лепи свою мазню, иголки бери, краски, и давай, пока держу его, а то ведь могу и того... не удержать.

Старик снова недовольно и непонятно забормотал, склонил голову и пошел в темный угол. Зажег лампадку, похлопал по стоявшей у стены лавке:

- Сюда ложиться. Я вас предупредить, плохо будет, вы не хотеть завтра. Я не отвечать.

Саня протащил Андрея до лавки, бережно уложил, и тот через секунду захрапел.

- Идите, - махнул рукой старик, - нельзя смотреть.

- Как же нельзя, - дернулся Саня, но Сергей показал жестом, что все нормально, и кивнул на дверь.

Они вышли наружу, плюхнулись в кожаные кресла Мерседеса и одновременно закурили.

- Долго будет? - спросил Саша.

- Часа четыре, - ответил Сергей. - Старик долго татухи бьет, по-старому, дедовскому, иглой, без машинки. Как раз покемарить успеем, да и Андрюха отоспится.

- А че он, нельзя смотреть, такой. Вдруг забуровит?

- Не ссы, все норм. Ты понимаешь,  ритуал это такой. Он сейчас молитвы почитает, заклинания какие-то там, покурит мох свой, к нему духи спустятся и скажут, что рисовать. Типа, если там чужие будут - не придут духи.

- Ха! - недоверчиво выдохнул Саня.

- Да, брат, ха. Я тоже не верил, думал, прикалывается узкоглазый, но когда первый раз сюда с людьми приезжал, такая же фигня была.

- С Черепом был?

- С ним, да. Череп - серьезный человек, но старику поверил, выгнал всех. После сказал, что правда все. Духи там, ботва вся эта.

- Ха, - снова выдохнул Саня, но на это раз уверенности было меньше. - Я посплю, разбудишь, как старик выйдет.

- Давай, - Сергей выбросил окурок в ночь, - тебе еще назад вести.

Он не знал, сколько прошло времени, может час, а может и все пять. Солнце уже поднималось, зажигая верхушки деревьев красным рассветным пламенем, дверь скрипнула, старик выглянул и махнул рукой. Сергей толкнул Саню, они вылезли из машины и вошли в дом. Андрей по-прежнему спал на лавке, одетый, словно и не было ничего.

- А где... - начал, было, Саня, но старик жестом приказал молчать.

Они подняли спящего, вынесли аккуратно и уложили на заднее сидение.

- Держи, дед, - Сергей пихнул старику в руки бумажный сверток, - там все, как надо.

- Нехоросо, - качал головой тот, - сильно пьяни, осинь. Плохо будет, сильно осинь. Не надо было  делать. Не надо будет плата.

И оттолкнул руку.

Сергей быстро глянул в сторону машины, секунду помедлил, и переспросил:

- Точно не надо?

- Не надо, - твердо ответил старик.

Сергей кивнул, сунул пакет в карман, довольно усмехнулся, и попрощался:

- Ну, бывай, Чингисхан. Не надо так не надо.

Сел в машину, и они рванули обратно. По дороге Сергей иногда поглядывал на руку Андрея, на яркий, почти как настоящий, змеиный хвост, обвивавший запястье и поднимавшийся по спирали вверх, на плечо; лучи солнца прыгали на рисунке, и иногда казалось, что змея шевелится. Сергей завидовал немного, но потом понимал, что никогда не решится на тату, и успокаивался.

* * *

Концерт начинался в восемь, и они еле успели.

Настойчивые фанаты уже рвали ограждение, свист и крики толпы были слышны даже в пригороде, на сцену вышел коллектив для подогрева, но его не принимали, требуя главного блюда. Андрей всю дорогу вздрагивал в беспокойном сне, и теперь, когда они остановились, наконец, никак не мог прийти в себя и понять, где они находятся. Сергей всунул ему в руку пластиковый стакан с минералкой, в которой гремел кубиками искусственный лед, но Андрей оттолкнул его, разбрызгав воду по пышущему жаром асфальту.

- Долбаное пиво, мать его, - ругался он, когда ребята тащили упирающееся тело на сцену, - отпустите, суки, дайте протрезветь!

Но его затянули в туалет, макнули несколько раз в полную воды раковину, завели в гримерку, наспех обтерли, напялили куртку и кепку, повесили на майку очки, и, чуть ли не пинками, вытолкали за кулисы.

- ...Андрей ЗаХанта Мыльников, - ревел ведущий, - ваш браза и маза!

Ему дали микрофон, подтолкнули к сцене, софиты ослепили на мгновение, и он напялил очки. Толпа взревела приветственно, Андрей махнул рукой, собрался с духом, и начал:

- Слышь, братан, я помню, как тебя рвали, трое чертей по-вечеряни зажали, то ли в подворотне, то ли в подвале, но ты пустил по перу им соус ткемали, так жрите твари, то, что вам наклали, мясо, под кислым соусом ткемали...

Врезали басы, ухнули ударные, вступили клавишные.

- Под кислым соусом ткемали, - вторила толпа, - йоу, йоу, с привкусом стали!

Зал раскачался, энергия переполняла толпу, и Андрей чувствовал это. Похмелье куда-то уходило, чуть кружилась голова, потому он старался не прыгать, лишь медленно, враскачку, двигался по сцене, задавая правой рукой ритм.

Первый сингл, второй, на третий вышла подпевка, ушла, в четвертом будет гитара, потом перерывчик, подыграет разоргев, думал он, еще чуть-чуть. Вот дотянуть, а там наверх, в гостиницу, там - студия на тринадцатом этаже, большая ванна и девчонка... или девчонки, и, кстати, самое время...

- Детка, - начал он следующий сингл, - прости мои слезы, мой непрофессионализм, я забил на тебя, забил на наши грезы, меня потопил мой эгоцентризм, йоу, йоу, каждой твари по паре, и ты моя тварь, я возьму тебя сразу, прочитаю, как букварь...

Тетки тают под это дерьмо, говорил тогда Серега, ты, сука, прям в сердце им пишешь. Чертовы малолетки ссут кипятком под эти рифмы, потеют между ног и прыгают в кровать, на ходу сдергивая лифчики и стринги, купленные на сэкономленные с школьных завтраков деньги. Ты, сука, чертов Пушкин, говорил он, мать его Лермонтов современности, и делаешь с толпой, что хочешь.

Сергей был пьян тогда, и чертовски накурен, как, в прочем и он сам, наверное, потому-то Андрей и не пустил ему в тот раз соус ткемали (ха!), хотя хотелось до жути. А сейчас, стоя перед беснующимся залом, чувствовал, что тот был прав, что он - чертов мать его бог, что эти люди снесут стены, сомнут оцепления и затопчут любое сопротивление, достаточно ему того пожелать.

Свежая татуировка, дававшая о себе знать легкой ноющей болью, вдруг словно раскалилась под майкой, правую руку скрутило судорогой, и он, стараясь не сбиться с ритма, сжимая челюсти, перехватил ею микрофон, ткнул левой в зал, наугад, выждал паузу в бите, и крикнул:

- Выходите на сцену! Десять девчонок, охрана, пропустите!

К сцене рванули ближайшие, дальним ничего не светило априори. Он оценивающе оглядел их, потом порылся в кармане, повернулся спиной к девушкам и залу, и, отсчитав "три, два, один" легко, чтоб не улетел в зал, бросил ключ от номера. Девчонки заверещали, кинулись поднимать, а он, снова повернувшись лицом к толпе, продолжил:

- Дважды два четыре, держи карман шире, мой этаж выше, я живу на крыше, чертов пентхаус вызывает в тебе раж, но только избранной откроется тринадцатый этаж!

Басы грохнули в последний раз, Андрей замер, из-под очков оглядывая сегодняшнюю победительницу. Ноги худоваты, но ничего, ни грамму жира, высокая, крашенная блонди, аккуратные сиськи, и зад... норм чика, пойдет. Представил эти ноги на своих плечах, чуть зажмурился от предвкушения, дал отмашку, и на сцену снова выскочила группа подогрева. Зашел за кулисы, оттолкнул бросившегося навстречу гримера, достал из стоявшей у стены сумки-холодильника обжигающе холодную банку пива, осушил двумя жадными глотками. Подскочил Сергей, долго хлопал по спине и заорал в ухо:

- Братан красава, ваще улет! Что с залом, ты посмотри, они даже этих чмырей теперь хавают. Раскачал круто, первый раз такое вижу! Нет, раньше было, но чтоб вот так!

- Я еще и не так, - ответил он, - но сейчас чёт хреново мне, брат. Дай дернуть.

- Да отвечаю, братан, - Сергей протянул плотно забитую сигарету, - ты сам, что ли, не видишь? А хреново с похмела, всю дорогу пил, как черт.

- Шмару в номер проведешь? - спросил Андрей. - И себе там выдерни, из толпы, может, Саньку в тему чего подберешь.

- Санек спит, устал с дороги, столько отмотать. Да и я - еле на ногах.

- Ну ок, как скажешь. Мою только проведи, а я доработаю пока. Взорву так, чтоб этот мать его концерт они внукам вспоминали. Ребята с подогрева вернулись, самое время.

Потом, после концерта, уже в лифте, поднимаясь на этаж, почувствовал, что правая рука немеет, боль переползала на грудь, пробираясь ледяными пальцами к сердцу. Схватился за стену, прокашлялся и, вроде, отпустило. Вошел в номер, девчонка сидела на кровати, на самом краешке, и он заметил, что не ошибся. Чертовски красивая самка попалась сегодня в сети ЗаХанта.

- Ванная там, - показал на дверь, и принялся раздеваться.

Девушка мило улыбнулась и ускользнула, он сбросил пропитавшуюся потом одежду, и пошел за ней.

- Смотри, - сказал, войдя в ванную и оглядев себя, - долбаный старик нарисовал мне мать его пламя. Нет, ты видишь это, чика?

Девчонка не видела и не слышала, она уже была под душем. Андрей еще раз посмотрел на языки огня, поднимающиеся от запястья к груди, хмыкнул "ну все, пидр, проспорился", снял трусы и зашел под струи воды.

* * *

Он проснулся от того, что грудь невыносимо жгло, и подумал, что старик-китаец колол паленой краской. Раздражение, аллергия, все прелести. Но боль была необычной, невыносимой, и, в отличие от вчерашнего вечера, болела только грудь. Андрей почувствовал, что задыхается, открыл глаза; над ним возвышался, темный на фоне предрассветного неба в открытом нараспашку окне, силуэт.

Девчонка, мать ее.

Она стояла на коленях рядом и обеими ладонями вжимала его тело в мягкие пружины матраса.

- Ты чего...- выдохнул он, но воздух вдруг кончился.

Еле двигая онемевшими руками, схватил ее запястья и резко оттолкнул. Девушка смотрела на него большими круглыми от удивления глазами и, кажется, улыбалась.

- Ты что творишь, сука! - вытолкнул он остатки воздуха, потом вдохнул и закашлялся.

Девчонка медленно встала с кровати и, все так же лицом к нему, не оборачиваясь, отошла к стене.

- Я держала их, - прошептала она чуть слышно. - Всю ночь держала, а теперь они вырвутся...

Андрей вскочил, сжал руку в кулак и медленно двинулся вперед.

- Убить меня хотела, да? - шипел он. - Задушить, да? Тварь, сука, мразь, скотина, я тебе задушу...

Темная волна гнева поднималась внутри, и он не сдержался. Кулак описал короткую дугу, прямо в челюсть, голова девушки мотнулась, и она упала на пол.

- Вот тебе, тварь, - выкрикнул он, - раунд!

Плюнул в ее сторону, пнул худое тело ногой, подбежал к двери, включил свет и только сейчас заметил, что тело теперь горит выше пояса всё: руки, плечи, грудь, живот, и даже спина. Подошел к зеркалу и застыл.

Языков пламени больше не было, кожа покрылась мелкой сыпью, отвратительными ярко-красными бугорками, которые на глазах увеличивались. Один из них, прямо на ключице, лопнул, и из него полез тонкий острый металлический шип; в тех местах, где были старые татуировки, кожа трескалась и прямо на глазах отслаивалась, и вдруг одновременно лопнули сразу все бугорки. Андрей закричал от боли, схватил валявшиеся на полу джинсы, еле передвигая ногами добрался до ванной, пустил холодную воду в душе и влез под ледяные струи. Там, судорожно ковыряясь в кармане из ставшей неожиданно жесткой ткани, нащупал батину опасную бритву, и, завыв, провел по груди, счищая вылезшие уже на сантиметр шипы.

Плоть трескалась, разрезаемая острым лезвием, но вместо крови из-под кожи в местах порезов вырывались языки пламени.

* * *

- Хорошо, что ты координаты не выкинул, Санька, - ерзал на переднем сидении Сергей, потом чуть обернулся, и сказал тем, кто сидел сзади, - ща, три поворота и на месте.

- Стволы готовь, - скомандовал Санек, - кореш прав, приехали почти.

Мерседес опять внезапно спрыгнул с асфальта, Сергею даже показалось, что на грунтовке остались их прошлые следы, и неожиданно уперся фарами в деревянную стену избы.

- Давай, пошли, - продолжал командовать Саня.

Они выбрались из машины почти одновременно, четверо здоровых, спортивных парней, и Сергей, низкий, но коренастый, быстро подбежали к двери, вышибли ее двумя ударами, и вошли внутрь, в дым и копоть.

Старик сидел на прежнем месте.

- Слышь, Чингисхан, подъем, - пролаял Сергей чуть срывающимся голосом. - У нас тут дерьмо случилось, надо бы ответить.

Старик встал, повернулся к вошедшим, чуть поклонился, и сказал неожиданно без давешнего акцента:

- Говорил, плохо будет. Не слушали старика, ай-яй-яй.

- Ты, монгол, чёт спокоен очень для трупа, - сделал шаг вперед Саня. - Братана нашего помнишь, небось?

- Помню, отчего нет. Случилось чего?

- Случилось. Нету Анрюхи больше, умер он. В ванной нашли, изрезанный весь, да пол тела обгорело. И телку нашли, в комнате. Тронутая совсем, говорила, мол, татуировка, что у Андрюхи на руке была, его и убила. Думали, бредит, но потом Серега сказал, что с Черепом та же фигня была. В совпадения мы с братвой Черепа не верим, а потому, так как тебе один фиг трындец, выкладывай напоследок, чего с ними сделал.

- Ничего не делал, - усмехнулся старик. - Они сами сделали.

- Не гони, дед, - вмешался Сергей. - Колол же людей, татуировки рисовал.

- Не было этого, - завертел головой китаец. - В жизни иголки в руки не брал. Обряд этот -очень старый. Я - зову духов, накладываю их на кожу, а дальше... дальше духи подчиняются тому, у кого живут. Рисунков нет, они не на человеке, а в глазах тех, кто смотрит, и каждый видит свое. Людей, животных, события. Я открываю двери духам, а управляет ими то, что внутри. То, что внутри, - повторил он, - и только сильный может с этим справиться. Они вышли наружу, но он - не смог.

Саня недоверчиво переглянулся с Сергеем, стоявшие позади трое тоже зашевелились.

- Ты ему веришь? - спросил Саня. - Мне кажется, или долбаный Чингисхан чешет по ушам?

- Не знаю, - ответил Сергей. - Дерьмо какое-то.

- Вот и я говорю, дерьмо. Духи, мать их, рисунки. Тигра на руке у Андрея видел?

- Тигра? Змею видел, тигра - нет...- в голосе Сергея появились нотки сомнения.

- Да какая разница, - отрезал Саня. - Дерьмо это все, старик разводит нас, напихал Андрюхе галлюциногенов, вот тот и съехал с катушек. Так, парни? - спросил у стоявших сзади, и не дожидаясь ответа, вынул пистолет.

Ребята зашевелились, и только Сергей замешкался.

- Чего стоишь, - прикрикнул Саня, - вали чёрта.

- Одежду дайте снять, - попросил старик, улыбаясь, - хорошая одежда, в том году купил.

Потянул матерчатый пояс, грязный ханьфу* пополз вниз, обнажая худые плечи. Кожа старика засветилась, и свет этот, мягкий и обжигающий одновременно, быстро заполнял комнату, ханьфу упал на пол, и из пальцев старика медленно, с жутким скрежетом, вылезли длинные стальные клинки.

- Вали монгола, - взвизгнул Сергей, направляя пистолет на китайца, все одновременно задвигались, поднимая оружие, но им словно что-то мешало, конечности будто увязали в этом сиянии, оно обволакивало их тела, сковывая движения.

- Только сильный может управлять тем, что внутри, - прошептал старик, выбрасывая вперед руки.

Яркое сияние ослепляло их, свет стал невыносимым, зазвенели клинки, и в тот момент Сергей почти поверил.

Боль выплеснулась криком, демоны, жившие внутри него, проснулись и вышли на охоту.

------------

*Ханьфу - китайская национальная одежда, халат.