Я был ещё совсем юным, едва окрепшим после полного пробуждения Искры спарклингом, когда это случилось… Когда началась война… Первое что я помню как только два самых важных компонента в моей конструкции наконец осознали друг друга был мечущийся из стороны в сторону бьющий в оптику белый свет и отчасти суетливое выражение нескольких лицевых пластин незнакомых мне на тот момент существ. Некоторое время спустя выяснилось, что один из фэйсплейтов находящихся подле меня незнакомцев принадлежал тому, кто вызвался взять на себя полную ответственность за мою дальнейшую судьбу.
Альфа имел более элегантный тип строения корпуса, что причисляло меха к немногочисленному классу фемботов и невольно выделяло его из большинства прочих попадавших в моё окружение кибертронцев.
После того, как меня забрали с конвейера, ещё не дойдя до того места, которое впоследствии на многие аноциклы стало моим родным пристанищем, я узнал от Альфы о существовании и других ботов, которые с этого момента так же, как и она стали приходиться мне «названными родственниками». Это был ещё один Альфа, которого следовало обозначать в быту, как опи. Для первой Альфы, дани, он был дорогим ей спутником жизни, однако по необъяснимым причинам спустя несколько квартексов этот мех исчез, сумев лишь едва запечатлеться в дальних уголках на моих всё ещё часто фильтрующихся блоках памяти. Другим членом семьи оказалась фем — Хиллайт, что стала приходиться мне старшей сестрой, опережая мою активацию на несколько долгих декиворн. Прошли ворны, и, несмотря на боль от перенесённой утраты, после обнаружения очередного очага искрения Альфа с радостью приняла в свою осиротевшую семью ещё одного спарклинга, дав этому новоприбывшему в наш мир боту позывной Хэйрспринг.
Несмотря на приобретённую к тому моменту самостоятельность Хиллайт не спешила покидать общество дани, возможно, боясь навредить ей и своим собственным уходом, вскрыв, таким образом, всё ещё незалеченную рану на её ранимой доброй Искре. Однако причиной тому, вероятно, оказалось беспокойство несколько иного рода…
В скором времени я начал осознавать некоторые суровые реалии того времени, в которое мне суждено было вспыхнуть. Казалось бы, за окном царил Золотой век Кибертрона, но, присмотревшись как следует, каждый окрепший процессором кибертронец мог без труда разглядеть за личиной созданной властями видимости процветания и благополучия всех граждан всю ту грязь и низость, что овладела Искрами заседающих в Совете чинов: орудующая во всю коррупция, мошенничество, злоупотребление властью…
Рабочий класс, включавший в себя многочисленных представителей строительных альтмодов, незаслуженно принижался и эксплуатировался, лишь за то, что те были введены в строй с подобным видом конструкции корпуса. Ни для кого не было секретом, что работягам за их тяжкий труд глубоко в недрах планеты выплачивались жалкие гроши, которых едва хватало им на подпитку систем, чтобы те не отключались. Но даже эти средства к существованию у них отбирались путём закрытия и незаконного перевыкупа шахт с последующим увольнением рабочих. Недовольные своим положением начинали роптать. Ходила правдивая молва о том, что в городах в тех или иных частях планеты организовывались митинги и акции протеста. Участники требовали для себя известных принадлежащих всем прав, но каждый раз им успешно закрывали рты при помощи грубой силы.
Никто из членов моей семьи не имел схожий с представителями угнетаемого класса тип конструкции корпуса, и это откровенно беспокоило Хиллайт. Я видел в выражении её лицевой пластины, как, каждый раз задумываясь об этом, она переживала, что наша принадлежность к более зажиточному слою общества может легко оказаться поводом для слепой ненависти по отношению к нам тех, кто был загнан в низшую касту социума лишь потому, что был создан таким, какой он есть, даже без их самих на то воли. Ей уже не раз приходилось, находясь в толпе, ловить на себе косые взгляды, в коих читалась та самая жгучая неприязнь. Это побуждало её ощущать на себе воздействие страха, что в один не предвещающий беды орн произойдёт что-то, что станет спусковым крючком к череде страшных событий.
Практикуя психологию, моей сестре даже и без того была хорошо известна простая истина нашего мира, что зависть — самое мерзкое из всех возможных чувств. Это чувство — ощущение, что с тобой из цикла в цикл крайне несправедливо обходятся, может оказаться мощным толчком к самым ужасным и неправильным с моральной точки зрения поступкам.
Но, несмотря на всё происходящее, Хиллайт понимала, разделяла и искренне поддерживала стремления угнетённых, не испытывая к ним каких-либо ответных притязаний. Даже, когда однажды наша Альфа подозрительно задерживалась, а после была найдена каким-то проходимцем на одной из тёмных улиц Каона с потрёпанной обшивкой и напрочь выдавленными из глазниц окулярами по обе стороны лицевой пластины, сестра не стала долго держать зло на тех, кто учинил подобное зверство.
Как позже сообщила дани тот, кто совершил над ней это насильственное действие, вне всяких сомнений сделал это из спонтанно взыгравшего у него желания выместить на ком-то подходящем долго сдерживаемое им желание вдвойне отплатить ответственным за все пережитые им невзгоды и страдания. Напавший был твёрдо уверен в том, что видел её в момент своей активации, когда его размороженная Искра смогла прижиться в подготовленном для неё корпусе. Он не выбирал то, каким будет его тело. Не выбирал то, чем ему предстоит заниматься в жизни и какой социальный статус станет за ним числиться. Этот мех был лишён этого права и яро желал возмездия над теми, кто несправедливо был наделён властью вершить чужие судьбы по их усмотрению. Поэтому он сделал это. Альфа понимала его чувства и не винила в том, что этот бот сорвался именно на ней. Повреждённую оптику легко можно было заменить, прирождённый альтмод — нет.
Прошло ещё несколько квартексов и из раза в раз подавляемое негодование народа в конечном счёте вылилось в открытый бунт, пламя которого разгорелось в одной из энергонодобывающих шахт в ближайшем густонаселённом округе, но тут же было подавленно без опасения применения крайних мер. И как только пролился первый энергон невинных, тлеющий уголёк, казалось бы, на корню задушенного восстания разгорелся неконтролируемым пожаром в Искрах неравнодушных к происходящему в принижаемом их социуме граждан. Они больше не были отдельными едва слышимыми голосами. Происходящее больше не было отдельными легко разгоняемыми выступлениями. Действия потерявшего всякий авторитет правительства стали тем самым спусковым крючком, что сделал роковой выстрел, поразив не ту цель. Сладкие речи сената больше не оказывали на граждан прежнего убеждения. Все их слова оказались подлой ложью, а некогда наивно внемлющие им представители низшего класса обрели для себя звучное имя, которое было подстать высказыванию одного красноречивого оратора, чьи слова гласили: «Вы были обмануты!». Вслед за безжалостным подавлением мятежа последовала череда политических убийств и Каон вспыхнул…