Толерантность хороша в меру

Толерантность хороша в меру

Толерантность хороша в меру

Что ни говори, а вид из моего нового офиса просто великолепный. Для тех, кто в теме достаточно одной фразы «Сорок восьмой этаж». Этим все сказано – раз ты так высоко работаешь, значит большая часть карьерной лестницы уже позади. Конечно, с такой высоты Нью-Йорк еще не весь на ладони, но и я пока не глава корпорации, хотя должность руководителя отдела продаж в International Petroleum Steel тоже что-то да значит. Особенно когда тебе еще нет 30, и ты только что поменяла своего четвертого мужа.

А ведь каких-то двадцать лет назад мама давала мне советы, как найти хорошего мужа и сделаться отличной домохозяйкой. Мама-мама, хорошо, что ты не дожила до этого дня. Хотя, если бы и дожила, то увидев моего четвертого, очень бы об этом пожалела.

Да, такова жизнь – мужчины сегодня уже не те ковбои и бруталы, которые запускали в космос ракеты и заставляли стекать в канализацию терминаторов. Они сдулись, натянули на себя лосины и отправились по магазинам в поисках новых оттенков губных помад. Мой последний, о котором я только что вспоминала и который вчера вверх тормашками вылетел из моего пентхауса, один из них. Надо же быть таким блондином. Интересно, что производители добавляют в эту краску для волос, что у всех, кто ею пользуется напрочь отшибает мозги. И этот придурок – яркое тому подтверждение. До последнего бродил за мною по комнатам, выклянчивая себе новую собачку, у которой был бы не шоколадный, а молочно-шоколадный носик. Допросился – теперь пусть ищет свою псину где-нибудь в подворотне, если маникюр не жалко. А ведь я ему целый час втолковывала, чтобы он убирался по-хорошему, рассовывала по карманам деньги и леденцы. Даже, когда захлопывала перед ним дверь, этот слюнтяй еще что-то плёл про «мороженко и поцелуй в носик». Ну, не болван?

Вообще, с каждым новым мужем я все больше разочаровываюсь в этих, как теперь принято толерантно выражаться, людях мужского пола. То ли дело, мой первый – Роберт. Высокий, сильный. Мог заарканить бегущего жеребца и с одного глотка выпить пять литров пива. Девушки были от него без ума, знакомые и соседи уважали. Попробуй-ка не уважать, если ты помощник шерифа, пусть даже такого небольшого городка как наш. Роберт был прирожденный заводила, вел за собой остальных, но… никогда не выезжал за пределы нашего Литлвиля. Нет, иногда, конечно, такое бывало, и мы выбирались на ярмарку или в кино в ближайший большой город, но в эти моменты мой первый муж превращался в совершенно другого человека – он с ужасом взирал на проезжающие мимо машины, оглядывал проходивших мимо людей и вздрагивал, когда рядом кто-то громко смеялся. Если навигатор сообщал ему названия незнакомых улиц, мне приходилось доставать аптечку с успокоительным, а дорожные знаки внушали ему такой страх, словно это были расставленные вдоль дороги виселицы. Понятно, что о дальних путешествиях с Робертом не могло быть и речи, а я мечтала своими глазами увидеть холмы Сан-Франциско, вымокнуть под Ниагарским водопадом и полежать на пляжах Майами. Мы вместе прожили, страшно сказать, семь лет, но я больше так не могла, и мы разошлись.

Первое, что я сделала после развода – это прямиком отправилась в Нью-Йорк. Благо амбиций у меня было выше крыши, к тому же имелся опыт агента по недвижимости. На новом месте оставалось лишь привыкнуть к новым масштабам. С Ричардом мы познакомились во время совершения одной сделки. Он тоже был агентом и специализировался на промышленных объектах. Мы поселились в просторной квартире с видом на залив, и вот тут я поняла, что такое семья в большом городе – мы виделись тогда, когда заканчивался наш рабочий день, а это чаще всего происходило за полночь. Временами мы чаще встречались по работе, чем у себя дома. Зато у нас были деньги, много денег. А еще, слава богу, у нас были выходные и каждую пятницу мы играли – усаживались напротив друг друга за стол и каждый выкладывал перед собой пачку стодолларовых купюр – заработок за неделю. У кого пачка была толще тот и выиграл. Поначалу побеждал Ричард. Он снисходительно похлопывал меня по плечу и вел в наш любимый итальянский ресторан на углу Пятой авеню.

Но со временем моя еженедельная стодолларовая пачка становилось все больше. Поначалу нас с Ричардом это радовало, как не может не радовать большой заработок, но однажды настал тот день, когда я принесла денег больше, чем мой муж. Видели бы вы его тогда. Мой бедный Ричи, я никогда не забуду выражение твоего лица, словно тебя лишили квартальной премии. Потом он признался, что остаться без премии было ничто по сравнению с тем, что он тогда испытал. Ричард сказал, что почувствовал будто его лишили мужского достоинства, причем во всех смыслах этого слова. Зарабатывать меньше жены было для него унизительно.

И случись это один или два раза, все бы вернулось и стало как прежде – мы были бы снова счастливы и каждую субботу ходили бы в наш итальянский ресторанчик. Но так произошло на третью неделю, и в конце месяца. На правах победителя я звала Ричи поужинать за мой счет, но каждый раз он с хмурым видом отказывался, говоря, что у него разболелась голова. «Разболелась голова». С некоторых пор монополия на это чисто женское выражение была серьезно подорвана мужчинами, но тогда я не обратила на него особого внимания, и продолжала в том же духе. Я уже попробовала вкус больших денег и не могла остановиться, а благодаря своей настойчивости и растущим день ото дня связям, скоро стала зарабатывать еще больше.

И вот настал тот день, а точнее пятничный вечер, когда за нашим столом оказалась только я. Ричарда дома не было. Я дождалась его лишь к утру – пьяного, с размазанными по лицу соплями. Проспавшись, он умолял простить и говорил, что больше такого не повторится. Но через неделю, когда я выстраивала на столике Эйфелеву башню из сотенных бумажек, Ричарда снова не было. Как и в прошлый раз, он вернулся домой пьяным, и с тех пор это вошло у него в привычку. Поначалу он еще мог продержаться неделю, но потом уходил в запой не дожидаясь выходных. Я говорила с ним, просила, угрожала, но он отгораживался от меня бутылкой. «Это все ты!» - восклицал Ричард не своим голосом. - «Из-за тебя я пью». Само собой, так вечно продолжаться не могло, и я ушла от него.