Толик-гипертоник

Глава 1

Если кто и был в универе самым бесячим, то это Гурьянов Толик.

Толик-гипертоник!

Не, Катя Митрофанова была уверена, что эта шпала обладала отменным здоровьем. Такому говнюку ничего не сделается, оно, как говорится, не тонет. Зато в презрительно-надменном отношении Гурьянова тонули все окружающие. Именно от его выходок будоражилась сердечно-сосудистая система, зашкаливало давление и тонули в задушенном дыхании лёгкие.

Под вниманием Толика выл и стар, и млад, и никакой куратор, декан и даже ректор университета не спасали ситуации.

Бесячий Гурьянов имел впечатляющую внешность, ловко подвешенный язык и круто обеспеченных родителей. Мальчик-красавчик, звезда баскетбольной команды, гордость геолого-геофизического факультета, а как человек - редкостный мудак.

И этот гад с татухами по плечи, которые сейчас так удачно открывала черная майка-алкоголичка, измывался в очередной раз над Катей.

Не сиделось Толику на жопе ровно, притащился через всю поточку и ковырял своим снобизмом ее и без того отравленный организм.

Вчерашняя рыба, что готовили девчонки в общаге, не легла благом в девичий живот, и Катерина полночи обнималась с унитазом. На утро состояние было нестояния, мечталось забраться в нору понадежнее и забыться в ней суток на двое.

А вместо этого Митрофанова торчала в первых рядах лекционного зала и под заунывное бормотание преподавателя строчила разлетающимся почерком выкладки великих.

На перемене к паршивому физическому состоянию добавились и придирки Гурьянова. Одно его явление обращало нефтью Катину кровь. Она, конечно, терпела, как могла, скалила зубы, метала искры из глаз, но такими темпами рисковала быстрее самовоспламениться, чем спастись от общества патлатого придурка.

Толик, как всегда, был одет с иголочки. Его кудрявые вихры, зачесанные назад, открывали чистую кожу, кустистые брови и серые глаза на пол-лица.

Подлюка! Выглядит, будто с обложки Vogue, а Митрофанова - словно отпользованное мочало.

Ей было и бесяче жарко, и до стука зубов холодно. Любимый необъятный свитер только раздражал: не спасал от озноба, шея и спина тонули в сырости и беспрестанно чесались. Хоть ужом извивайся.

И она бы поизвивалась, но тут же Толик!

- Фома, ты задрала! Опять в кислотном болоте утонула!

Да-да, вы все верно поняли. Этот упоротый червь с самого знакомства зовёт Катю Митрофанову Фомой.

- Чего тебе, павлин контуженный?

Плевала Катя на весь арсенал вооружения Гурьянова. Плевала, что другие люди были готовы стелиться перед ним, лишь бы он их не трогал или, наоборот, трогал - выделял как своих. Плевать было даже на подпевал Толика и его карающие санкции.

Митрофанова два года терпела этого хмыря и его шоблу. Выработала уже иммунитет.

- Фома! В глаза мне смотри или читай по губам! - Катя вперила в него свой отстраненный взгляд "этот бренный мир мне даром не сдался". - Два дня тебе на смену имиджа. Все свое старушечье шмотье - в мусорку, нормальные тряпки я пришлю.

О как!

- И на хрена?

- Пойдешь со мной на новогоднюю елку.

Прям щас! Лечу вся такая, Толя, я - ваша на веки!

- Сам пойдешь, только гандольером в Гандурас!

Серые глаза моргнули, свежее лицо поплыло по кривой.

- Что ж ты злая-то, Фома?! Злая и кусучая. Как крапива подзаборная.

- Вот, зафиксируй эту мысль и отвали, - буркнула Катерина и, устало прикрыв глаза, откинулась на задний учебный стол.

- С твоей кислотностью оставлять все на самотёк никак нельзя. Сама потонешь и других за собой утянешь.

- Отвали, Ванга доморощенная!

- Прекрасный монолог, Фомушка. Овации требуются?

Гад, ну какой же он гад!

- Не на сцене, обойдусь.

Катя была зла. И ее снова тошнило. Сбоило дыхание, давило грудь, горло, голову. Да на нее в целом давило присутствие Гурьянова!

- Ты, может, и обойдешься, а я - нет. Два дня, Фома, и чтобы была во всеоружии. Иное проверять не советую. Ты опять не поверишь сразу и после будешь огребать последствия. Я опять приду с чистыми намерениями, а после окажусь в твоём черном списке.

- Да пошел ты! - прошипела Катя, успев на мгновение опередить звонок, завершающий перемену.

Гурьянов и чистые намерения? Смешно!

Толик важной цацей вернулся на свое место, а Митрофанова задумалась о сказанных словах.

Да, свое прозвище Фомы она получила не просто так, а в качестве клейма Фомы неверующего. С Гурьяновым они познакомились по-дурацки. В один из первых дней в универе он просто появился перед ней и с ходу заявил, что никто лучше него не целуется. Катя на это лишь моргнула и пошла своей дорогой дальше. Тогда он выпалил: "Не веришь? А я тебе докажу, Фома неверующая!" и впился в девичьи губы поцелуем.

И Катя, тихая домашняя девочка из северных широт, стояла и под состоянием шока позволяла ему делать со своим ртом что-то невыразимое. Первый ее поцелуй выходил странным, болезненным и отчего-то сладким.