Только не я

Глава 20_2

Я знала, какой эффект производят на меня губы Тимофея, но то, что происходило со мной сейчас, было чем-то невообразимым. Эти чувства разрывали меня на тысячи кусков, заставляя терять способность думать и размышлять здраво. Но самое странное, Тимофей будто знал, что во мне происходит, поэтому не торопился, не настаивал на поцелуе, его губы просто касались моих. Он предоставлял мне выбор, и здесь я почувствовала, что, если оттолкну, проявлю сопротивление, то парень отступит, отпустит меня.

И то, что я сделала дальше, стало даже для меня открытием. Я просто подняла руки по его груди вверх и обняла за шею, сама прижалась к его губам сильнее, дав парню зеленый свет. Он теперь уже настойчиво смял мои губы в жадном поцелуе, и я зажмурила глаза от захлестнувших меня чувств. Анализировать в этот момент что-либо не хотелось то ли от пережитого, то ли от того, что я очень ждала нашей встречи. Отпустив тормоза, я полностью поддалась искушению и утонула в объятиях Тимофея. Жар и возбуждение будоражили кровь, и голова кружилась так сильно, что казалось, вот-вот упаду в обморок.

Тимофей поднимает руки и запускает пальцы в мои волосы, отрывается от губ и заглядывает мне в глаза. Я тону в его черных омутах, забывая обо всем.

«Разве так можно? — спрашиваю сама себя. — Вот так раствориться в человеке…»

Только через несколько мгновений до меня доходит его голос с хрипотцой.

— Прости…

Я непонимающе поднимаю брови, а он прижимается к моему лбу.

— Прости, что не успел приехать, — и пропускает через пальцы теперь уже короткие обрезанные локоны.

У меня сердце подпрыгнуло к горлу, и я опять зажмурила глаза, останавливая слезы.

— Ты бы все равно ничего не смог сделать, — шепчу срывающимся голосом, — я сама виновата.

Парень сгребает меня в объятия и прижимает к себе так сильно, что у меня кости хрустят. Божечки! Откуда это все? Мне показалось, что меня сейчас вывернет от переполнивших мою грудь чувств, сердце готово было вырваться наружу и отплясывать самбу, да что угодно, только бы не замереть на месте и не выдавать себя.

— Я тебе клянусь, что больше они тебя не тронут.

Его губы касаются моей макушки, и от этого невинного прикосновения меня наконец-то прорывает, слезы потоками хлынули из глаз, и я, будто сопливая истеричка, уже не могу остановиться.

— Господи, Яська…

Он гладит меня успокаивающе по голове, по спине, а меня пробивает крупный озноб. Трясусь вся, словно лысый пинчер, и захлебываюсь слезами.

— Я… я… я… — пытаюсь выдавить из себя хоть слово, чтобы объяснить ему, что это просто отходняк, что это пройдет через минут десять, но после нескольких попыток у меня так ничего и не выходит, приходится просто рыдать парню «в жилетку» и наслаждаться заботой, которая проскальзывает в каждом его слове в каждом движении рук.

— Понимаешь, — я сидела на широком подоконнике третьего этажа напротив нашего временного прибежища и от волнения качала ногами, искоса поглядывая на Тимофея, который стоял чуть поодаль, облокотившись на стену, и смотрел в ночь через стеклопакет пластикового окна, — это, конечно, не смертельно, и простить все можно, наверное, тем более, их неприязнь я прочувствовала с самого начала… — я запнулась на миг. — Но волосы… они для меня память о моей маме, — голос дрогнул, но я продолжила, потому что мне хотелось это сказать, хотелось, чтобы он знал об этом. Это моя тайна, и именно ему мне захотелось ее открыть. — Маме они очень нравились, и после того, как они с папой погибли, я так ни разу и не отрезала их, — я выдохнула последние слова, словно мне не хватает воздуха.

— Снежинка, — тут же откликнулся Тимофей.

Он повернул ко мне лицо, и этот взгляд… Он просто поглощает меня, заглядывает как будто в самую душу, выворачивая все, что там находится, наружу и не обращая внимания на мое сопротивление, с интересом рассматривает все, что оказалось перед ним. Я смотрю на парня так внимательно, что глаза начинают болеть от напряжения.

— С этим белобрысым у тебя что?

Вот такого поворота я точно не ожидала. У меня даже глоток воздуха застрял в горле.

— В смысле? — выдавила из себя.

— Ну, в прямом, Ясь, — ухмыляется Тимофей и скользящим движением оказывается рядом со мной, — он твой парень?

— Ну, как бы да, — смущаясь и заикаясь, отвечаю ему, а в голове проносятся все наши с Тимофеем поцелуи.

Щеки от смущения тут же вспыхивают румянцем.

— Теперь уже нет, — он кончиками пальцев поднимает мой подбородок, и в полутемном коридоре замечаю блеск в его глазах.

— В смысле? — вырывается у меня.

А Тимофей вместо ответа склоняется ко мне, и наши дыхания переплетаются, становятся одним на двоих. И этот завораживающий вихрь чувствительной близости закручивает в себя так быстро, что даже не успеваю осознать того, что отвечаю со всей страстью на его поцелуй и бессознательно уплываю в пьянящую эйфорию, название которой «Тимофей».