Только не я

Глава 25_2

— Пап, я, в принципе, везде и всегда играл не последнюю роль, если что!

Нахрен он начинает нести какую-то чушь? Не понимаю его, но подтекст разгадать не особо трудно: неужели хочет меня сюда приплести?

— Ты знаешь, откуда Василиса взяла кислоту?

— С какого хрена я это должен знать? — я начинаю закипать, от наступающей ярости прокатываются волной мелкие мурашки, покалывая кожу изнутри. — Пап, давай в следующий раз поговорим.

В горле клокочет, и хочется наорать на него, но я понимаю, что нельзя. Волноваться нельзя, ведь там швы и все такое, а то вдруг разойдутся еще.

— Ладно, ладно, успокойся, — капитулирует отец, отодвигает стул чуть дальше и сам отворачивается. — Если честно, я никак не ожидал, что Василиса может выкинуть такое, — он замолк, глядя в сторону монитора, на котором отражались показатели жизнедеятельности моего организма. — И знаешь, если бы не беременность Эвелины, я бы этого с рук ей не спустил, — горячо зашептал он, а у меня кровь к ушам прилила, и лицо загорелось.

— Что?

— То, что она вытворяла… я же не знал, а Эвелина мне этого не рассказывала. Это уже когда Василису принимали в лечебницу, Эвелина расписывала все «заслуги» дочки и выставляла ее как не совсем адекватного ребенка. Когда я услышал про все эти странности, я был в шоке, —минутное молчание. — И то, что из-за ее болезни могли пострадать люди, это недопустимая оплошность со стороны Эвелины — держать психически нездорового ребенка не изолировано от общества. Я крайне разочарован в Эвелине, даже не верится, что она могла так поступить. Просто как они не понимают, что возможно, если бы Василиса во время получила помощь, то вот этого, — он снова кивает мне на спину, — не произошло бы.

— Ну… — а дальше и сказать мне ему было нечего.

Конечно, сейчас легко и просто кидать камни в чужие огороды, но нужно и на свой посмотреть. Хотя что уже смотреть, теперь поздно, назад ничего не вернуть.

— Да уж, вырастила Эвелина дочку, — продолжал сокрушаться отец, а я просто приходил в неописуемый шок от того, что он дальше своего носа ни хрена не видит.

Понятно, что обвинить другого человека во всех невзгодах проще, нежели признать то, что в этом есть и твоя вина. Я хоть и терпеть не могу Эвелину, но и говорить, что только она виновата в том, что Василиса выросла безбашенной и эгоистичной сучкой, не могу, так как глаза-то у меня есть, и я прекрасно помню наше взросление. Да любая выходка Василисе всегда сходила с рук. Кстати, как и мне, что уж скрывать. То ли это из того, что они чувствовали все-таки свою вину в том, что заперли нас в стены интерната и не давали должной родительской любви, то ли заморачиваться не хотели для того, чтобы решать проблемы с воспитанием детей. Им было проще закрыть на наши проделки глаза и все спустить с рук. Оттуда и повелось. И если по началу, это все были безобидные проказы, то с годами они превратились… Ну, собственно, они и превратились в то, что сейчас произошло со мной.

— Пап, если честно, я устал, позови медсестричку, а?

— Да, конечно, — засуетился отец, — сейчас позову. Тебе что, больно?

— Да нет, просто устал. Знаешь, не особо комфортно лежать в подушку лицом, зная, что нет возможности повернуться на спину.

— Терпи, сын, ты у меня вон какой мужик вырос, — он легонько потрепал меня за челку.

— Дык уж потерплю, деваться некуда.

А у самого в голове проносятся все те побои, которые мне пришлось терпеть в интернате, и не могу сказать, где было больнее.

— Я тогда поеду? — спрашивает отец как-то уж очень нерешительно, и меня этот тон немного смущает. Не привык я видеть таким отца.

— Да, конечно, пап, тебе же на работу надо.

— Да, на работу… — на несколько секунд в палате повисает тишина. — Ушел, сын, завтра заскочу к тебе.

— Давай, ага, пап.

«Да иди ты уже, — думаю про себя, — сколько можно мяться стоять? Все равно мои чувства к тебе не изменятся уже».

Дверь с тихим щелчком закрылась, и пространство заполнилось только пиканьем приборов и моим неровным дыханием.