Только не я

***

***

— Как твоя нога? — Вера косится на меня.

— Отлично, — обнимаю подругу за талию и прижимаю к себе. — Рада, что ты все-таки приехала.

Вера улыбается и прижимается ко мне. Мы разворачиваемся и идем от ворот интерната вглубь заснеженного двора. Именно здесь мы проходили пять дней назад, когда нас сюда привезли.

Я глянула на подругу и улыбнулась. Мне удалась все-таки вымолить у нее прощение, и мы договорились, что на выходных она приедет ко мне, так как Вера наотрез отказалась, чтобы я приезжала к ней. Все из-за того, что был вариант поехать только с Димой. Я, конечно, заранее предположила, что Верка пойдет в отказ, поэтому и не настаивала на моей поездке.

— Как ты устроилась? — задаю вопрос на отвлеченную тему.

— Ты знаешь, неожиданно хорошо, — отвечает она, но замечаю в глазах тоску.

Впрочем, я и сама тосковала по подруге, просиживая в комнате целыми днями. С Димкой виделись редко, так как в женское крыло парням никто не разрешал заходить так же, как и у нас в детском доме, поэтому, как следствие, скука, а причина — тоска. Тосковала я по Вере, что ни говори. Привыкла к ней, и теперь меня как будто второго «я» лишили. И Люба с Ниной задерживались постоянно после уроков, рассказывая, что готовятся к новогоднему выступлению, записались в кружок. Я смотрела на них с непониманием, зачем было это делать, если скоро уедем отсюда. Но девочки мне ответили просто: «Для разнообразия, чтобы скучно не было сидеть».

Сначала я не поверила им. Как может быть скучно, если нужно в конце четверти оценки подтянуть, ведь одиннадцатый класс, ЕГЭ и все такое. Но теперь я осознала, насколько они поступили правильно, заняв себя хоть чем-то.

— А ты как? — выдернула меня Вера из мыслей.

— Да тоже неплохо, вроде бы и с девчонками общий язык нашла, но без тебя скучно, — снова обнимаю ее за шею и прижимаю к себе, — не хватает тебя.

— И мне, — вся спесь с Верки сошла, и теперь она смотрела на меня полными слез глазами.

— Да ты что, подруга, плакать собралась, что ли? — улыбаюсь ей, а у самой тоже пелена заволокла глаза. — Ты что, приехала мокроту разводить, что ли?

Толкаю ее в сугроб, что так удачно оказался у нас на пути, и падаю в него же рядом с ней. Снег оказался пушистым и мягким, поэтому вокруг нас поднялось облако белых снежинок. Мы одновременно засмеялись и так же в один голос заговорили будто скороговоркой:

— А над землей зимний Ангел летает, — руки вверх, будто хотим взлететь в облака. — А над землей зимний Ангел летает, — вниз. — С крылышек пух рассыпает, снегом на землю роняет, — работаем руками и ногами, вычерчивая на снегу снежного ангела. — Пушинок искрящийся снег, снежинок танцующий бег.

Я уже хотела открыть рот, чтобы первой загадать желание после этого стишка. Традиция у нас с Верой такая была, когда мы зимой делали на снегу снежных ангелов: кто первый после него скажет вслух желание, у того оно обязательно сбудется. И вот я уже открыла рот, как в лицо и на меня в целом обрушилась целая гора снега. От неожиданности я вскочила на ноги закашлялась. Я, конечно, ничего не имею против такого поворота событий, но это было подло со стороны подруги. И вот оттерев глаза от растаявших снежинок, я уже собиралась ей высказать свое недовольство, как…

— Вы что, придурки совсем, что ли? — разъяренный голос подруги сотряс двор.

Я разлепляю влажные от снежинок ресницы. Обвожу взглядом двор и останавливаю взгляд на Вере. Она из-за шиворота куртки вытряхивает снег и негромко ругается матом.

— Вообще придурки конченные, — кидает злые косые взгляды в сторону небольшой группы парней.

Я вскользь оцениваю их возраст и понимаю, что они наши ровесники.

— Вер, подожди, давай помогу, — подхожу к подруге.

— Зверье, что ли, какое-то? — никак не успокаивается Вера. — Одурели в конец.

А в ответ громкий злой смех.

— Чучундры снежные, — и снова смех.

Скашиваю глаза и замираю на месте. Даже рука, занесенная для того, чтобы помочь подруге, так и осталась зависшей в воздухе.

Черные омуты глаз прожигали меня, и я даже забыла, как дышать нужно. А он смотрит так, что спрятаться хочется, укрыться, забиться в дальний угол самой темной комнаты и исчезнуть в ее черноте. Делаю рваный выдох только тогда, когда парень криво усмехается и отводит глаза.

— Пошли, — то ли услышала я, то ли по губам прочитала, не поняла.

Свалившийся с головы капюшон вернула обратно и волосы растрепавшиеся под него засунула, застегнула молнию под самый подбородок и с опаской глянула в ту сторону, куда ушли парни.

— Ясь, ты что застыла-то, как окоченевшая? — не поняла подруга и, проследив за моим взглядом, ухмыльнулась. — Знаешь их?

Я отрицательно покачала головой и, взяв ее за рукав, потянула к зданию, только ко входу с противоположной стороны.

— Пошли, — а у самой в памяти Нинины слова всплыли: «…видела бы ты эти глаза, они как омуты черные, ей-богу, затягивают и не отпускают. А губы… да я оторвать взгляд от него не могла».

Я чертыхнулась про себя. Здесь я, пожалуй, поддержу Любу в том, что он мерзкий тип, но Нина права, не пижон он ни капельки, а зверь хищный, страшный. Не хотелось бы мне с ним встретиться когда-нибудь еще.