Только не я...

1. Вместо предисловия.

POV Даррелл.

Какое странное чувство. Тело вроде мое и вроде не мое. Какое-то омертвление всего тела. Мышцы совсем не чувствуются. Хочется улыбнуться, но получается оскал… Я протягиваю руку к лицу и ощупываю кожу. Странно, но она все еще на месте. А я-то уж подумал, что ее содрали. Неужели я настолько пьян, что не чувствую своего тела? Вот же хрень! Почему даже в состоянии полного опьянения разум не оставляет меня. Я не могу двигаться, но я все еще могу мыслить. Лучше бы наоборот. Состояние полного не стояния. Не могу даже двинуть рукой. Но сукин мозг все еще работает. И рисует мне картинки, одну краше другой. Как отключить это чертово видео в моей голове? Или это просто пьяный бред? За что мне все это? Я не хочу думать, не хочу помнить. Спать! Вырубиться и спать! Плевать на все… Хочу просто забыться…

Некоторое время спустя

Шум… Как надоел этот шум… Как же можно так шуметь с самого утра? Или уже день? Если день, почему так темно? Ааа! Я просто забыл открыть жалюзи… Нет, действительно темно. Интересно, сейчас раннее утро или поздний вечер? А может вообще ночь? Похоже, что я заблудился во времени.

Да кто же так шумит? Ночью… Все же ночь. Ну да, если на часах три, а на улице темень, то это явно ночь. Так, со временем немного определились. Теперь бы еще понять, какой сегодня день. А если еще сообразить, какой месяц, то я буду просто на седьмом небе от счастья!..

Так кто ж, мать твою, так шумит?! На улице никого… В соседней комнате тоже. Я уж подумал, что притащил кого-то домой после вчерашней вылазки. Или не вчерашней? Нет, надо понять, какой сегодня день. Где-то был пульт… В новостях наверняка скажут что-то, что поможет мне понять.

Этот шум уже просто бесит! А больше всего бесит то, что я не могу понять, откуда он. Словно где-то рядом работает компрессор. Может, это я его включил? А зачем? И вообще, у меня есть компрессор?

Ужасно хочется пить. Хочется пить, есть и чтобы этот гребаный шум уже прекратился! Так, пульт нашелся, отлично! Черт! Почему так громко?! Кажется, я понял, откуда шум. Он в моей голове. Только теперь из-за телевизора там не просто шумит, а стучит. Надо срочно поправить голову. Где-то была бутылка виски…

Ооо!.. Как же хорошо! Стук стал немного тише. Я уже могу понимать отдельные слова, которые произносит вон тот мужик в костюме. Говорит, что опять было какое-то чрезвычайное происшествие. Не пойму только, где. Надо закусить. Или просто поесть. Что-то закинуть в желудок, кроме алкоголя. Замороженное рагу подойдет.

Какая все-таки гадость, эта замороженная еда. И воняет так противно. Но чувство голода сильнее. Ладно, завтра что-нибудь приготовлю. Наверное. Может быть. А пока, сойдет и это. Где там был мой «Хэвэн Хилл»? Вот же черт, и эта бутылка заканчивается! Все мои запасы иссякли. Придется опять выходить в магазин. Ужасно не хочется. Хотя, пошли они все!

Что там по другим каналам? Так… Кулинарное шоу. Да вы издеваетесь? Я тут жру всякую дрянь, а они там стейки готовят! Дальше что… «Дома на деревьях»… Когда-то я тоже хотел выпендиться и заказать такой дом. Даже уже проект был. Экологическая обстановка, природная среда и всякие другие «бла-бла-бла». Какой только херней я не занимался! Может и не херней, но мне сейчас это до лампочки.

О! Знакомые лица на очередной пати. Разъезжаются или собираются на афтепати. Я раньше всегда был за «догонку». А что дома делать, когда душа просит? Если, конечно, никто не наклюнулся. А такие были частенько!..

Подождите-ка! Это что, и вправду Она? Надо же!.. Хороша, сучка! Стала еще лучше, ухоженней. Стиль появился. А кто тебя этому учил? Одна уходит, ну надо же… Вот же… Зачем я включил этот гребаный ящик? Ведь уже забыл, ну, или сделал вид, что забыл. Просто не хотел помнить… Даже пить расхотелось… Улыбается…

Моя девочка… Уже не моя. Давно не моя. Да и не была она никогда моей. Только делала вид…

Стерва! Красивая породистая стерва…

Нет! Надо выпить. Еще и много. Надо забыться и не помнить… Не помнить… Никогда… Больше никогда…

***

Все еще очень красивый молодой человек сидел, задумчиво уставившись в мелькающий экран большого, в семьдесят дюймов, телевизора. Мятая, далеко не первой свежести, толстовка с засученными рукавами, потертые синие джинсы, явно нуждающиеся в стирке, и выглядывающая из-за воротника серая застиранная футболка просто кричали о том, что парень уже довольно долгое время абсолютно не следил за собой. Черные взлохмаченные, сильно отросшие волосы падали на лоб, закрывая широкие брови вразлет. Когда-то сверкающие серо-голубые глаза за густыми, словно девичьими, ресницами заметно поблекли, то ли от какого-то внутреннего опустошения, то ли от частого употребления бурбона. Высокие рельефные скулы и прямой волевой подбородок заросли щетиной. Накачанное мускулистое тело, когда-то ежедневно поддерживаемое тренировками, все еще имело идеальную форму, и когда он сжимал в немой злобе кулак, мышцы на руке красиво перекатывались. Изящные, ровно очерченные, чувственные губы были искривлены в презрительной усмешке. Весь его вид говорил об усталости и наплевательском отношении к жизни. И только в потускневших глазах переливалась слепая ярость.

Он ненавидел эту девушку, за которой сейчас так пристально наблюдала камера. Ненавидел всеми душевными силами, какие только в нем остались. Пожалуй, ненависть — это единственное сильное чувство, которое еще держало его на плаву. Возможно, благодаря ему, он все еще жил. Жил и надеялся, что он увидит, как она полетит с этого пьедестала, на который он возвел ее. На который она смогла взобраться, благодаря его слепому обожанию и безоглядной любви.