Too

Сон?

Тихий щелчок часов. Каждая их стрелка пробивает тишину, как невидимое орудие, наносящее болезненные удары в ухе. Время словно растягивается, и его бесстрастный бег вызывает нестерпимое напряжение. Тело ломит так, будто каждый мускул ненавидит собственного хозяина, и даже простое движение дается с мучительными усилиями. Дышать становится всё труднее: грудь сжимает безжалостный страх, цепи его, кажется, крепче с каждым мгновением, скручивая руки в неестественные изгибы, словно вырванные из жизни позы в безмолвной агонии.

Сон. Не более. Можно ли это назвать сном? Он неестественный, абсурдный… глупый сон! Спасение? Глупо надеяться на это. Вдруг раздался звук — уведомление. Вся комната на мгновение заполнилась холодным, белым светом экрана компьютера, как предвестник недобрых известий. Система безопасности. Датчики на кухне работали с неистовым ритмом, словно там, в кулинарной тьме, развернулся бал самого Сатаны.

С глаз падает пелена. Страх накрывает с головой, сжимая дыхание, как ловушка, где каждая попытка вырваться только усиливает ужас. Скрип двери нарушает мёртвую тишину — тук-тук, словно приглашающий звучит этот звук, легкие, неслышные шаги пробираются по полу. Этот звук — зов или угроза? Взгляд скользит по теням, и в каждой из них таится что-то незнакомое, зловещее. Жуткая тишина терзает разум, оставляя только ожидание. Что же будет дальше?

Сумев залезть поверх её тела, холодные, дрожащие пальцы судорожно касались её лица, оставляя за собой ледяные следы, словно прикосновения мертвецов. Омерзительное зрелище складывалось вокруг: размытые тени и тёмные силуэты обрисовывали комнату, как важный, но зловещий атрибут. Боль пронзала её, и неистовое одиночество охватывало, как закованное в цепи чувство, которое не давало всплыть на поверхность. Сожаления, как тяжелые камни, накрывали её уставшие глаза, превращая слёзы в тяжелые комья, падающие на тихо стонущий пол.

Слова любви вырывались с губ обрывками, пробиваясь сквозь сумбур эмоций и страха, но каждый звук тут же становился глухим, поглощенным тёмной бездной, когда ногти впивались в артерии на её шее, вызывая немой крик боли. Смех, оглушительный и искажённый, раздавался, затмевая всё вокруг. Этот звук был неестественным, как раскаты грома в ясном небе, вызывая дрожь. Резкая тьма окутала её, как плотное одеяло, в котором погасла последняя надежда на спасение.

Треск, звон и яркие вспышки боли пронзали тело, оставляя шрамы, о которых нельзя было забыть. Руки сжимали её лицо, как хищник, уводящий добычу в темноту, а острые осколки стекла, пробивавшие плоть, разрезали её изнутри, вызывая муку. Она всё знала... она всё видела и всё помнила. В каждом шаге, каждом шепоте тьмы таилась горькая память. Углубляющийся страх погружал её в бездну, где выхода не было, и лишь эхо смеха продолжало звучать, как напоминание о том, что она никогда не была одна в этой бездне ужаса.

Алые оттенки озарили комнату, как предвестник несчастья, и в этот момент оглушающий смех раздался вокруг, сводя с ума и перекрывая дыхание. Она знала, что зачастую страх становится более ярким, чем сама реальность, и настало время, когда каждый уголок казался наполненным непрекращающимся шёпотом темноты. Все вокруг напоминало о зловещем присутствии, а тени на стенах танцевали в ритме этой боли — ртутные, переплетенные, словно призраки.День. Всё нормально. Но эта мысль, как капля яда, проникала в сознание, подрывая его устои. "Это всего лишь сон", — шептала она себе, но внутренний голос, наполненный отчаянием и страхом, выкрикивал: "Нет смысла мечется по комнате прятаться, закрываться. В эту ночь она станет трупом". Как будто призрак её собственных сомнений обременял её, заставляя чувствовать, что спасения нет ни в этом мире, ни в том.

Она всё знает. Эти слова гремели в её сознании, как непрекращающаяся мантра, напоминающая о том, что знание — это бремя, которое невозможно снести. Она увидела то, что другие старались забыть, прочувствовала страх, который другие предпочли бы игнорировать. В эти мгновения, когда алые тени обволакивали её, она понимала: именно это знание сделало её уязвимой, сделало объектом насмешек мрачного смеха, который раздавался вокруг. Она одна. В этом аду, полном жутких теней, за которыми притаилась истинная угроза, она поняла, что нет ничего страшнее, чем столкновение с собственным ужасом.