День не задался с самого утра.
Элианна, моя любимая и единственная дочь, в последнее время грустит и тоскует. Ее можно понять: первая большая любовь, первая разлука. Ещё учеба. Хотела учиться на дизайнера, но в последний момент передумала и подала документы на госуправление. И снова — я ее понимаю.
Но не вмешиваюсь. Большая девочка, сама пусть строит свою жизнь. Не хочу, чтобы она потом говорила: «Ты за меня решила».
Как много раз говорила в своей жизни я.
Кофе расплескался по стеклянной варочной панели, крошки хлеба рассыпались по столу. Я не терпела неряшливости, но было рано, всего шесть. Будить рабов из-за такой малости не стала, убрала сама. Конечно, обожглась, да ещё жакет испачкала. Пришлось переодеваться в последний момент.
Потом подвезла Ли в колледж — и в ратушу на работу. По дороге — две аварии. Прекрасно, сегодня это будет в отчёте. Кто виноват? Конечно, власти. Знаки не те стоят, дорога узкая, покрытие нехорошее. Дождь, опять же, ночью был. А может, машины неисправные — куда смотрит правительство?
Местная власть — это я. Стратор. Верховный судья города и окрестных хозяйств. Работа не простая и не сложная, обычная. Как и любая другая. Балеринам и военным, пожалуй, тяжелее приходится. У них нет возможности запереться в кабинете и молча выпить ещё пару чашек кофе, бездумно глядя в окно.
Про военных я знаю не понаслышке: сама с юности в этой сфере крутилась. Военная академия, армия, потом боевые действия.
Смешно звучит: «в юности». Мне всего тридцать шесть. А ощущаю я себя на все шестьдесят. Это из-за войны, там год за десять, наверное, идёт. Хотя в личном деле считается только за пять. Ну и ранения мне здоровья точно не прибавили. Я ветеран десятилетней войны.
Не потому десятилетней, что она десять лет длилась, нет. Всего два года — и мы выкинули захватчиков и закрыли к сиськам планету. Но с момента прихода к власти либералов и частичной отмены рабства как раз десять лет и прошло. Учитывая, что творилось на планете — отсчёт военных действий принято начинать именно с того момента.
После войны власть перешла к традиционалистам, и все вернулось на круги своя. И рабство тоже.
Я стратор уже второй срок. Почти восемь лет. И за эти годы нам исподволь, очень аккуратно, удалось повернуть общественное мнение против рабства. Моя дочь и ее ровесники морщат носы, когда им предлагают купить раба. Они с детства умеют сами заправлять постель и готовить завтрак. Знают, что молоко берут из коровы, а коровы живут на ферме. И готовы сами работать и зарабатывать, а не жить на родительские деньги. Это хорошо. Они другие, лучше, чем были мы, самостоятельнее.
Но довольно раздумий. В дверь уже стучит Ровенна, моя секретарша.
— Сьенна Алекс, я могу впустить посетителей?
— Да, Ро. Уже половина девятого. Начинаем.
До одиннадцати у меня приёмное время. Потом совещание по вопросам строительства. Потом, после обеда (если я успею пообедать, конечно) нужно съездить в дорожное управление и задать пару вопросов. Слишком много аварий в последние дни. И если уж очень повезёт, добраться до фермы Мильтонов, на них три жалобы поданы.
Не повезло.
Проблемы начались после совещания, которое, как я и ожидала, безобразно затянулось.
А потом я решила съездить на перекрёсток Малиновой и адмирала Грант, туда, где я утром видела разбитые машины. Вряд ли уже успели убрать, это было бы слишком хорошо. Дорожное управление так быстро не работает.
Машину оставила за углом, на парковке. Там же остался и жакет: для него уже жарковато.
Лужи, лужи на дороге! Их быть не должно. Где водостоки? Я достала телефон, намереваясь сфотографировать этот кошмар и отправить гневное письмо начальнице Дорожного управления, но не успела. Проезжающая мимо машина окатила меня грязью из пресловутой лужи. Моя белая рубашка! Бежевые льняные брюки! И номер не запомнила, только модель и цвет: розовый «жучок - 22». Ничего, камеры есть, разберёмся. И оштрафуем.
Телефон мигнул и вырубился. Прекрасно!
Злая как подземный демон, мокрая, грязная, я быстро добежала до перекрёстка и замерла от изумления.
На дороге работал мужчина. Полуголый, в одних только штанах, подвернутых до колен. Сильная широкая спина лоснилась от пота. Рыжеватые волосы завязаны в куцый хвостик на затылке. А вокруг стояла толпа женщин и снимала видео… Признаюсь, я и сама загляделась, как складно этот мужчина двигается, как красиво перекатываются мышцы под влажной кожей. И руки… сильные, жилистые… Очнулась, когда какая-то тетка толкнула меня сумкой.
Стыдоба! Стратор города стоит и пускает слюни на полуголого чужого мужика! Только бы никто не снял видео…
— Эй! — я шагнула на дорогу. — Чей это раб?
Молчание.
Я личность приметная, меня узнают даже в грязной одежде. Толпа как-то быстро рассасывается. Мужчина же разгибается и поворачивается ко мне. У него грудь, поросшая рыжими волосами. И борода.
— Что за нарушение порядка? — возмущаюсь громко я. — Ты не бритый!
— И чо? — насмешливо спрашивает раб, даже не думая смущаться.
— Все рабы обязаны бриться! Кто твоя хозяйка? Я выпишу штраф! Почему ты тут один, без присмотра?
На самом деле не один, женщины ещё не разбежались. Самые любопытные остались. Старухи, молодёжь и… мать твою, репортёрша с желтым знаком на рукаве. Городские новости. И тут я — грязная как свинья. Спорю с рабом. Позорище!
— А я свободный, — заявляет мне мужик.
Остаётся только хлопать глазами.
— Не поняла?
— Чего ты не поняла, детка? Але, я не раб, сечёшь? Свободный. Полноправный гражданин Варриана. Ещё с…
И он называет дату. До меня не сразу, но доходит. Десятилетняя война. Один из пришлых, которых тогда пускали без разбора. Я думала, их уже не осталось. Во всяком случае, в моем округе.
Тогда да, он имел право носить бороду. И работать тоже имел право.
— Ты официально трудоустроен?
— Ну. Ещё вопросы есть? Я могу продолжать?