Тот шкаф

Тот шкаф

– Вы что-то видите? – я ненавижу когда кто-то мешает мне работать, но, как назло – вселенная испытывает меня, и всё время помещает мне за спину тех, кто спешит задать самые глупые вопросы.

Разумеется – я вижу. Даже если говорить про обычное зрение, а не про внутреннее, я вижу стену шкафа и несколько несчастных плечиков-вешалок.

Я же не слепая, как тебя там…

Но мой наставник и шеф – Волак – в последнее время требует от меня бесконечной вежливости:

– Ниса, я тебя прошу, будь добрее. Представь, что они все идиоты, а тебе нужно объяснить им элементарное!

Это я могу. Представить, не объяснить. Могу, хотя и не понимаю с каких пор Волак, который сам хамил клиентам так, что и меня пробивало на хохот, вдруг стал таким борцом за этику. Неужели повышение так работает?

– Да, вижу, не мешайте, пожалуйста, – но я обещала попытаться. Да, обещала. И неважно, что обещала я не просто так, а во имя трёхдневного отгула, который Волак усердно бы не замечал, утверждая всем, что я на его особом задании.

Впрочем, это даже не ложь! Поваляться в ванной с пеной и солью – это особое задание, потому что в грязную ведь не очень-то и хочется ложиться, а чтоб её почистить, несчастную, мне придётся разгребать всё, что я усердно в этой самой ванной, по бортикам и на полочках скопила.

А я скопила.

Очередной клиент замирает в почтении, но его шумное дыхание никуда не девается. Остаётся только поморщиться – люди, что за манера такая стоять за спиной? Неужели вы сами не понимаете, как глупо и нелепо это выглядит? Вы отвлекаете, шумно дышите, сглатываете слюну, вздыхаете…

Негодяи.

– Короче, всё понятно, – слушать эту какофонию звуков невыносимо и я отворачиваюсь от шкафа.

На лицо клиента смотреть тоже неинтересно, но так он хотя бы не за моей спиной. Как его там? Робертсон? Да, так.

– И что там? – он глупеет на глазах. Уверена, где-то там, за пределами собственной квартиры, он занимает какую-то важную должность, и даже, может быть, пользуется авторитетом среди коллег. Но как же он глуп сейчас! Все живые глупы.

– Призрак, – я пожимаю плечами.

А что он хотел? Уведомления, что у него в шкафу сборная по баскетболу по ночам тренируется? Призраки, они, граждане, явление такое – постоянно-непостоянное. Они постоянно есть, но не постоянно в силе. Я, пожалуй, не знаю ни одного дома, где не было бы даже тени от ушедшей души. Слишком много людей умерло за все времена, что живёт злое человечество, и не все души обрели покой – одни научились только навещать, а другие не могут найти дорогу в покой.

Поэтому и существует Агентство.

Но на лицо Робертсона приятно посмотреть! Он так пугается, словно этот призрак хочет его прямо сейчас сожрать. А ведь призраки зачастую неагрессивны. Их слепая ярость, смешанная с беспамятством или провалами в памяти, помноженная на страх, вызывает лично у меня только сочувствие. Они не виноваты. Они не помнят кто они и что они делают. Они не отвечают за свои поступки.

– А…– но Робертсон теряется. На его месте надо бы бояться больше грабителей – не разбираюсь в украшениях и аксессуарах, но его наручные часы блестят так, что даже мне хочется их цапнуть, а ведь я не сорока и к воровству не расположена.

– Да-да? – я издеваюсь. Не милосердно. Но я и не проявляю милосердия к живым, только вежливость, которую сама определяю или которую мне определяет Волак.

– Вы можете…ну это…– у Робертсона явная проблема со словарным запасом, и я могла бы прийти к нему на помощь, но кто я такая, чтобы вмешиваться в желание человека высказать свои явно бесцельные мысли?

– Да? – изо всех сил корчу вежливость, а мелкие бесята в голове хихикают и царапаются, подбадривая.

– Ну помочь…– находится Робертсон и смотрит на меня так гордо. Как будто только что выиграл какую-то медаль, не меньше.

Могу, конечно, могу. Только не тебе, а душе, что застряла в твоём шкафу. Ты, знаешь ли, сам себе помочь в состоянии. А вот кто душе поможет?

– Да, я могу. Но мне для это кое-что понадобится.

Во-первых, отсутствие всяких вздохов за спиной. Иными словами – исчезни.

Во-вторых…впрочем, всё, что нужно во-вторых, у меня с собой.

– А…вы останетесь здесь? – люди пугливы. Они смешно и одинаково пугаются оставлять людей в своём доме и призраков. Как будто вред между нами один и тот же.

– Вы можете остаться, – киваю я, – но всё, что вылезет из шкафа и пожелает с вами познакомиться поближе, на вашей совести.

Он цепенеет – к такому он не готов. Ну и хорошо, ну и чудненько, значит ножками-ножками, на выход. Давай, человек, это-то ты можешь!

Оставь меня смотреть на призрака с петлёй на шее.

Он смотрит, таращит слепые глазницы, силится разглядеть хоть что-то, не может, хрипит, но воздуха уже давно не выходит, а призрачное тело раскачивается прямо в шкафу, создавая тот самый, тревожный для тебя стук.

Ну а что ты ещё ждал, Робертсон? Призрака моли? Нет, может и есть такое – я не знаю, я всё-таки на людских душах специализируюсь, но, поверь мне, живой ты клоун, в шкафу просто так не останется призраков.

Вряд ли кто-то забыл, как выходить из шкафа-купе, встроенного в уже твоё жилище. Нет, кто-то здесь просто остался. Остался висеть.

***

– Я сяду на пол, вы не против? – с мёртвыми проще, они понятливее, мягче, им некуда спешить. Самое главное – наладить контакт.

И я стараюсь.

Я вычерчиваю на полу квадрат, так, чтобы самой в нём поместиться, проверяю – нет ли зазоров между сторонами? Нет, всё ровно – руку не обманешь, она тверда, рука-то, и знает вернее глаза, как вести линию.

На каждый угол по миске с водой. Маленькая, пластиковая мисочка. Когда-то мы использовали стекло, но не все души остаются спокойными и открытыми к разговору, так что – страхуемся! В каждой воды поровну. Справа от каждой миски по маленькой свечке белого цвета. Самое главное – установить свечу на кленовый лист. Клён – хороший проводник к мёртвым, что ушли не в свой срок, но по своей воле.