Транс версия

Транс версия

Как и в других скверах, садах и бульварах, в парке Пятидесятилетия ВЛКСМ с весны до осени было людно. По дорожкам и аллеям прохаживались, качая детские коляски, молоденькие мамочки и совершенно не седые бабушки. Они сетовали на дороговизну подгузников, делились эффективными диетами при диатезе и сравнивали режимы вскармливания. Пенсионеры со стажем читали или дремали, занимая с утра лавочки, будто пляжники на курорте лучшие места. Рядом, по-соседски, шахматисты устраивали блицтурниры, а неугомонная детвора после весёлых аттракционов делала кассу лоточникам.

С приходом зимы жизнь замирала. Тишина, сродни кладбищенской, изредка нарушалась вороньим карканьем и скрипом похудевших без листвы чёрных деревьев, тянущих друг к другу ветви, как измождённые старики, умирая, простирают руки.

Но всё меняется, оттепель в феврале больше не удивляла, а саванно-мёртвая благодать получила встряску от пульса барабанов и ошалелого мигания гирлянд на куполообразной крыше ― ночной клуб, отхватив солидный участок между лесопосадкой и старым заросшим оврагом, внедрился в парк.

Машка, опоздав из-за маникюра, предложила короткий маршрут к главной аллее, Виктор как-то не очень уверенно кивнул.

А ведь на первой встрече показался решительным и, пожалуй, надёжным. Всего лишь на курс старше, а уже руководит отделом в курьерской фирме и в поисковом отряде командир группы. Не то, что она: курсы французского забросила, фитнес надоел.

Или Витя просто комплексует? Обычно парни развлекают, а тут девушка пригласила. Да, классную замануху придумали на открытие клуба: «Джейсон-пати» в пятницу, тринадцатого! И антураж в парке соответствующий.

Под ногами хлюпало. Завывал ветер, по сумрачной дорожке носились тени, фонари горели, что называется, через один. Деревья, раскачиваясь, хлестали руками-ветками по столбам и норовили разбить уцелевшие плафоны. Ветки трещали, в переломах обнажаясь зазубринами, чёрная кора слезала, болтаясь, как содранная кожа.

Машка прижалась к Виктору. Казалось, что в каштаны и акации вселились злые духи, и только благодаря корням, удерживающим чудовищ в земле, острые кривые палки ещё никого не проткнули. А если ветер их всё-таки выдернет?

― То же чувствуешь? — спросил Виктор.

— Что? — Машка остановилась.

Дискотека ухала впереди, толчками басов разгоняя дрожь по телу.

— Силу. — Виктор развёл в стороны руки и запрокинул голову.

Машка потёрла замерзающий нос. Виктор, закрыв глаза, словно вошёл в транс. Ветер крепчал. Машка, хватая ртом воздух, оттягивала шарф — стало нечем дышать.

— Тебе плохо? — Витя успел-таки её подхватить.

От резкой перемены погоды иногда становилось дурно, а в объятьях сильных мужских рук обо всём забылось. Не хватало, чтоб заметил.

— Ерунда, поскользнулась!

Петарды с шипящим свистом вспарывали небо и на чёрном полотне с хлопками-взрывами распускались огненные цветы. Ветер, подгоняя, толкал в спину. Они почти пришли.

В конце Аллеи Памяти и Славы на стоянку съезжались автомобили. Рычали соплами прямотоков приземистые тачки в спортивном обвесе, бубнили прожорливыми двигателями внедорожники, гламурные купе с татуировками аэрографии красовались перед насупленными кабриолетами, зачехлившими на зиму крыши, а те, что подешевле, отличались от серийных собратьев крутизной колёсных дисков. Водители же напоминали хозяев, демонстрирующих породистых питомцев на выставке. Смазливые девицы в шубках от мини до макси крутились рядом, балуясь тонкими сигаретками и поглядывая на своих спутников с готовностью следовать, куда прикажут. Окурки летели мимо урн.

Виктор сжал губы. Машка понимала, что рядом захоронены останки героев Войны, и тоже была не в восторге от шумного соседства живых с мёртвыми. Но ведь разрешили открыть клуб рядом с мемориалом!

― Да, пентаграмма ― ещё тот знак! ― сказал Виктор.

— В смысле?

— Здесь никогда не было ни храма, ни кладбища; парк разбили в форме пятиконечной звезды — как оберег. Кстати, если её перевернуть на сто восемьдесят градусов, то дьявольский символ получится. Осторожно! — Красно-чёрный «Фольксваген», оглушая децибелами, промчался по аллее и в заносе врезался в столбик ограждения братской могилы. Гулко звякнула массивная цепь.

Из автомобиля вываливалась компания бритоголовых парней в одинаковых куртках «бомберах» и армейских ботинках, «Rammstein» буквально вырывался из динамиков. Толстозадый драйвер, с трудом отцепившись от баранки, вылез последним; он икал и размашисто двигал челюстями, способными перемолоть не только жвачку.

Парни закурили, прихлёбывая пиво. Толстяк обошёл машину вокруг, покачал грушеподобной головой и снова впихнулся за руль.

Виктор, зыркая из-под нахмуренных бровей, постукивал кулаками в вязаных перчатках, как боксёр перед боем.

Народный немецкий автомобиль соскочил с ограды, и бампер, треснув, отвалился. Столбик наклонился, потревоженная цепь натянулась.

Кувалда металлического рока зависла в наступившей тишине. Ненадолго — громыхнула от яростного захлопывания водительская дверца, и горе-шофёр принялся избивать ни в чём не повинный кусок пластмассы.