Трансильвания: Воцарение Ночи

Глава 1 - Отголоски памяти

Все герои, события и места действия являются вымышленными и не имеют никакого отношения к реальным лицам. Любые совпадения с людьми и фактами, имеющими место в жизни или истории, случайны и непреднамеренны. Ответственности за возможные найденные в романе соответствия реальной действительности автор не несет. Приятного погружения в жаждущий крови мир. Не оставляйте шеи открытыми. Они уже чувствуют биение Ваших сердец…

Любовь — психическое заболевание, наркотический психоз параноидального типа на сексуальной почве. В острой фазе (влюбленность) вызывается амфетаминовой наркоманией, в хронической — эндорфиновой. Параноидальные симптомы ярче всего проявляются в острой фазе: бред сверхценной идеи, потеря адекватности восприятия, неспособность критически оценивать объект любви (часто сопряженная с агрессией против попыток дать такую оценку) при сохранении возможности здраво рассуждать на отвлеченные темы, эмоциональная нестабильность и тому подобное. Как и другие параноидальные расстройства, возникает чаще в молодом возрасте и протекает с весенне-осенними обострениями. Хроническую фазу часто называют "настоящей любовью" и противопоставляют острой, хотя на самом деле это две формы одного заболевания. Хотя хроническая фаза обычно внешне протекает спокойнее острой, это — спокойствие наркомана, регулярно получающего свою дозу наркотика: стоит возникнуть проблемам с дозой — и абстинентный синдром пробуждает к жизни не менее, а порой и более бурные страсти, чем в острой фазе. Шифр неподтвержденного в конечном итоге ВОЗ заболевания, предположительно - F63.9 по МКБ-10.


I. БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

ГЛАВА 1 — ОТГОЛОСКИ ПАМЯТИ

Остерегайтесь снов. Те, кто обитают в них, могут украсть Ваши сердце, душу и рассудок. Они могут заразить Вас безумием.

Полумгла обволакивала меня темным пульсирующим кольцом. С величайшим трудом я могла в ней рассмотреть только стены. От них: каменных, покрытых инеем, веяло холодом и сыростью, которые оседали, сдавливали виски, задурманивали сознание. Своды этой каменной тюрьмы, как казалось на первый взгляд, уходили шпилями в небеса и терялись в облаках, что порождало во мне ощущение немого ужаса. Окружающая обстановка навевала атмосферу Средневековья, и, помимо всего прочего, я была прикована цепями к чему-то жесткому и бесконечно холодному. Также вырезанному из камня. К алтарю…
Мои руки и ноги онемели от обездвиженности, — цепи не давали ни малейшей возможности пошевелиться. Розовый полупрозрачный ситец платья холодил кожу, ежеминутно покрывавшуюся крупными мурашками. Я имела возможность наблюдать за собой со стороны, и, к своему удивлению, отметила, что выглядела года на четыре моложе своего истинного возраста. Озноб касался каждого воспаленного нерва в моем теле, зубы стучали в ритм сердца, а шея ощущала себя непривычно. И через несколько мгновений, когда я окончательно поборола сонливость, состояние ступора и кататонии, я поняла, что распятие на серебряной цепочке исчезло с моей груди.
— Мне холодно. Я устала. Я не могу пошевелиться. Я хочу домой к маме и папе!!!
Святая наивность. Неужели это имело хоть какое-то значение для моих похитителей?.. Я не помню абсолютно ничего: я уснула дома, в своей мягкой постели, а пришла в себя здесь, в холоде и пустоте. С каменных высот навязчиво стекала по капле вода… КАП, КАП, КАП… Звук проникал в голову, разъедая мозг…
Видение походило на воспоминание, фрагмент из прошлого, но в одном я была уверена на все сто: ничего подобного со мной никогда не происходило. Сами собой открылись двери моей тюрьмы. Сначала раздался скрежещущий пронзительный звук, а потом, ненадолго, в открытый дверной проем хлынули яркие и ослепительные потоки. Я запрокинула голову назад, вглядываясь в источник внезапного света. Перевернутая вверх тормашками реальность сбивала с толку, но все же лучше, чем ничего. Черная тень отделилась от яркого мира и сделала шаг во мрак. В это мгновение источник света исчез. Двери закрылись, и, по моим ощущениям, температура воздуха упала на несколько градусов. Некто уже находился рядом. Его перемещение оказалось столь стремительным, что я даже не успела удивиться. Лик его был скрыт туманом. Как я ни силилась, я не могла запомнить его черты, они ускользали от меня в белесых полосах наваждения. Зато запомнились его глаза — черные, хищные, злые, враждебные, нечеловеческие… Демон Ночи, а может, и самой Смерти склонился надо мной, и его рука легла мне на грудь, сжав ее… Холодная, мертвая рука покойника. Запах зефира, ванили и гниения заставлял мое дыхание прерываться от его омерзительно-сладостной вони. Меня резко затошнило.
— Пожалуйста, мистер, я хочу домой…
Ледяные пальцы легонько пробежались по моей нижней губе, заставляя рот приоткрыться, будто выводя огненные узоры на устах, всколыхнув жар, поднимающийся из груди. Омерзение охватило всю меня, когда холодный язык самой Смерти проник сквозь мои губы. Я попыталась закричать. Тщетно. Из горла вырывался только хрип. Полупрозрачному розовому ситцу не удалось оказать сопротивление не-мертвому…
Его руки проникали под платье. Ласкали и терзали. Боль и волны жара сдавливали мой череп. Оргазмические конвульсии летели по венам, заставляя сжиматься и разжиматься каждый нерв тела поминутно. Липкая и теплая масса застывала, оборачивая мое тело в свой кокон. Красная липкая масса. Кровь.
Сдавленный вой вырвался из груди. Его пальцы внутри меня вновь заставили меня хрипеть от боли и наслаждения. Острые когти причиняли невыразимое мучение, вызывавшее улыбку на лице монстра. Личине, запачканной кровью, каждый раз, как он решал найти еще одну невскрытую вену на моем теле. Еще немного живого места в моем лоне. Боль, ни с чем не сравнимая, прострелила висок, когда он вошел в меня. Противоестественно, порочно, омерзительно, убийственно… Но… Я не могла понять, почему после многочасовых пыток мое тело отвечает. Почему кровь летит по венам, сшибая рассудок и все органы чувств, чтобы отдать себя мертвецу. Он жрал меня, он пил меня, насиловал и резал своими чудовищными зубами… И не было на свете ничего более возбуждающего, прекрасного и эстетичного. Омерзение и благоговение сплелись в одно, и сознание вытащило на поверхность, как из шкатулки, имя его, за которое я продала душу, жизнь и тело — Владислав…

***

Я резко подскочила на кровати. Тело было напряжено, как натянутая пружина, и болело, будто я бежала несколько дистанций подряд. Я быстро скользнула рукой по шее. Мое распятие на месте. Слава Богу! Убрав пряди волос, назойливо свисавшие на глаза, я опустила голову. Снова этот сон… Которую ночь подряд он меня изводит… Ничего подобного со мной раньше не происходило, я знала это, я точно была в этом уверена, но кошмар был настолько явственным, будто его сюжет являлся воспоминанием из прошлого. Или из прошлой жизни. Я не могла утверждать…
Ах да, я совсем забыла представиться. Меня зовут Лора. Лора Уилсон. Мне шестнадцать лет. Вместе с родителями, Сарой и Томасом Уилсонами, я живу в Коннектикуте — штате на северо-востоке Новой Англии, в городе Хартфорд. Внешность всегда была подарком, данным мне от Бога. Или проклятием… Светлые русые волосы, волнами струящиеся ниже лопаток, выразительные изумрудно-зеленые глаза, слегка заостренный тонкий нос, полные чувственные губы. Ростом я не выделялась на фоне своих слишком высоких однокурсниц — всего сто шестьдесят четыре, зато за глаза говорили, что моя фигура могла свести с ума даже святого, поэтому моя чересчур религиозная мать покупала мне широкие и просторные вещи, и только втайне от нее, под этот слой огромной и просторной одежды, я одевала топ или футболку и узкие джинсы Райдер, чтобы не позориться перед заносчивыми нордическими красавицами, учащимися со мной на одном курсе в Институте Кулинарии.
До моих семнадцати оставалось всего несколько месяцев, и в этом году я сдавала выпускные экзамены, защищала диплом и шла на свободу — к построению своей собственной жизни и к работе. На своем курсе я была самой юной. Моим коллегам уже исполнилось по двадцать один-двадцать два года. Мне же было лишь шестнадцать, в свое время экстерном я сдала пять классов средней школы.
— Лора, время вставать. В институт опоздаешь!
Это и не удивительно. Часы уже пробили семь тридцать, а я по-прежнему сидела на кровати, одержимая ночным кошмаром, в запутанных мыслях, еще не приступив к сборам.
— Да, мам, поставь, пожалуйста, чайник!
Сегодня физкультура стояла третьей парой, поэтому я надела спортивный костюм-тройку — топ белого цвета с вышитой на нем застывшей в прыжке пантерой, черную спортивную кофту из флиса с рукавом в три четверти и черные узкие леггинсы. Институт не провозглашал дресс-код. Каждый одевался, как ему вздумается.
Чайник жалобно просвистел, оповестив о том, что вода закипела, и, когда я вышла из комнаты, мать уже наливала ароматный земляничный чай в чашки. Следом поднялся отец. В своих пушистых тапочках с зайцами он гордо прошествовал в ванную комнату и закрыл за собой дверь. Сверхострый слух — еще одно качество, за которое я себя любила. Я собрала волосы в высокий аккуратный хвостик и направилась на кухню.
— Лора, опять ты оделась неподобающе!
— Мам, не начинай! — Я поморщилась.
— Истинная христианка не станет выставлять свое тело напоказ!
Она снова завела свою церковную шарманку. Каждый день после занятий я проводила время на службе, а потом исповедовалась за грехи, которых не совершала.
— К тому же. — Мать продолжила тираду. — Если ты хочешь выйти замуж за честного и порядочного юношу, такого, как Дэвид Теннант, тебе нужно бы одеваться чуть поскромней! — Сара Уилсон произнесла слово 'чуть' так, будто в нем было как минимум три буквы 'у'.
— Мама, я не собираюсь замуж за Дэвида Теннанта! У меня нет к нему чувств! — Я окинула мать без пяти минут яростным взглядом. Кроме этого хотелось сокрушить рукой стену, но я удержалась.
— Ах, глупая, глупая доченька моя. — Мать убрала с моего лица прядь волос, выбившихся из идеально ровного хвоста, но я нервно тряхнула головой, и прядь снова вернулась в исходное положение. — Твоя любовь — это не то, что нужно для идеального брака! Он красив, богат, умен, амбициозен… Или ты знаешь иного претендента, идеально подходящего?
В воображении моментально нарисовался образ мужчины, прекрасного чудовища, убийцы и насильника с черными злыми глазами, который красиво издевался надо мной в каждом сне, после чего я просыпалась с ужасающей мигренью, но я вновь тряхнула головой, отправив мысли о нем на задворки сознания, и просто ответила.
— Где-то в мире, наверняка, такой найдется.
— Глупая. — Мать махнула рукой.
Я откусила кусочек от бутерброда с семгой и задумалась. Мать явно перегибала палку, рассуждая об этом ничтожестве, Дэвиде Теннанте. Красив? Едва ли. Рыжий; с омерзительными конопушками, усеивающими все его крысиное лицо; ниже меня ростом, где-то, от силы, сто пятьдесят шесть-сто пятьдесят восемь. Амбициозен? Да. Его эго всегда оказывало определенный эффект на окружающих наравне с количеством нулей после единицы на чеках банковского счета его отца. Умен? Сказки пожилой бабульки. Занудно болтать часами об автомобильных гонках, дабы понравиться такой девушке, как я? Совсем не то. Меня интересовало почти все, кроме соревнований стритрейсеров. Я не понимала, зачем люди сознательно идут на смерть, а потом ропщут на судьбу, что машина, ехавшая со скоростью, превышающей все допустимые нормы, цепляется за бордюр и переворачивается.
Я любила музыку, живопись, поэзию, — весь этот культурный, просветительский и филологический мир; ненавидела точные науки, хотя они мне всегда давались практически даром.
— Мисс Уилсон у нас талант технического ума. — Шутил наш физик по имени мистер Коллтрэйн.
— И гуманитарного. — Добавлял профессор итальянского, мистер Сваровски.
И, возможно, они и были правы. В гранит науки я вгрызалась, подобно Фенриру, поглощающему Солнце. В моей жизни не было места для Дэвида Теннанта, и пределом моих мечтаний не являлось увеличение популяции рыжих конопатых чертей. Я не желала встречать старость, кидая восхищенные взгляды на морщинистого, обрюзгшего Теннанта.
Мать этого не понимала, да и какое ей вообще дело? Я промолчала.
— Ладно, мам, мне пора! — Я чмокнула ее в щеку, тем самым прекращая дискуссию, и отправилась собирать легкий учебный ранец.

***

Мой Институт провозглашал, что важнее хлеба нет ничего на свете. Мудрые профессора; некоторые из них в прошлом — лучшие повара, элита; учили нас постигать кулинарное мастерство с особым рвением, но помимо профессиональных предметов, у нас был и стандартный курс — физическая культура, психология, языки по выбору — итальянский или испанский, английский и литература, история колонизации земель США.
Весь курс собрался на лекцию по психологии. Я успела забежать в библиотеку, чтобы взять учебник, быстро прошла по коридору до аудитории и села за последний стол, который остался единственным свободным. Лекция повествовала о психических процессах: произвольной и непроизвольной памяти. Я уходила в подсознание, медленно, но верно погружаясь в транс, не переставая рисовать в тетради цифру 'восемь', как знак бесконечности.
— Иногда у людей случаются дежавю. Мы будто бы знаем, что должно произойти в определенный момент, и это действительно происходит. Оказываясь в совершенно незнакомом месте, мы узнаем предметы мебели, обстановку, людей…
Эти слова вырвали меня из состояния погружения.
— Профессор, скажите, верите ли Вы в то, что наша память может отсылать нас к событиям из прошлого, которые никогда не происходили с нами в период нашего существования… То есть к прошлой жизни? ..
— Мисс Уилсон, я верю в реинкарнацию! Ведь феномен 'дежавю' попросту не имел бы места быть, если бы мы уже не проживали свои жизни когда-то. Рождаясь, мы обновляемся для того, чтобы вернуть себе свою бессмертную душу, которую теряем с наступлением физической смерти, а когда умираем повторно, ждем своего нового рождения… Итак, продолжим занятие…
Я снова медленно погружалась в недра подсознания. Знак бесконечности в тетради постепенно расплылся, стены раздвинулись, свет погас. Я снова лежала прикованной цепями на алтаре. Он тоже был там.
— Скоро ты присоединишься ко мне в вечной жизни, Лора.
Мужчина вдыхал запах моих волос, словно дикий зверь.
— Отпусти меня, пожалуйста… Освободи мне руки. — Мой голос звучал надрывно и хрипло. Холод сковал тело, обездвижив. — Mea dragostea, Vladislaus. (Любовь моя, Владислав. /рум./ — примечание автора).
Цепи больше не удерживали меня. Но не смотря на то, что мороз пронизывал все тело до костей, я чувствовала согревающее статическое электричество между нами. Против своей воли, я обвила руками его шею и поцеловала в губы. Страсть трещала между нами, как потрескивает обвиненный горящий на костре.
Эта девушка определенно не могла быть мной. Целовать кошмар своих ночей не входило в список моих дел на «сегодня», но… Как наваждение… Мои пальцы проскользнули в ворот его рубашки, расстегивая пуговицы одну за одной, в то время, как он целовал мои плечи и ключицы.
Внезапно лицо его стало демоническим, и я увидела острые клыки. Шею пронзила нестерпимая боль. Я закричала… И… Все исчезло.
Я снова переместилась в аудиторию. Голову разорвал снаряд адской мигрени, тем временем на меня воззрились тридцать две пары глаз. И тридцать третьи — профессорские. Похоже, я кричала и наяву.
— Мисс Уилсон, с Вами все в порядке?
— Да, да. Извините.
Я покраснела и заправила прядь челки за ухо. Лекция продолжилась.
Что я сказала этому мужчине? На каком языке?..
Я сидела, вжав голову в плечи, когда боковым зрением увидела Его в дверях аудитории. Резко сорвавшись с места и не потрудившись извиниться перед профессором, я выбежала в коридор, но, видимо, слишком поздно. Там никого не оказалось.
— Кто ты, черт возьми? Прекрати преследовать меня! — Выкрикнула я в пустоту.
На физкультуре играя в баскетбол, я пропустила три подачи, и меня обвинили в рассеянности. За пару вместо десяти баллов, что считалось наилучшим результатом, я получила всего пять — удовлетворительно.
Я вышла из центральных дверей Института и направилась в единственное место на Земле, где мне могли помочь. И это была не церковь, в которой, по мнению матери, истинно верующему даруют прощение, избавление от кошмаров, и рай, если не в жизни грядущей, то уж точно на небесах.
Я отправилась к психоаналитику.