«Я обещал всегда защищать тебя, ты же помнишь?» – алый рот разрезал темное, лишенное ясных очертаний, лицо и издал легкий смешок, растворившийся в воздухе. Высокий силуэт, похожий на тень, склонился ближе, к самому уху, коснулся губами прохладной кожи, вкрадчиво прошептал: «Я здесь, с тобой. В тебе…». Эйден Хейз резко распахнул веки, возбужденно задышал; его тело, влажное и липкое от пота, мелко трепетало. Сердце учащенно билось, резко, надрывно, терзая тишину и отдаваясь гулом в висках. Молодой мужчина зажмурился, пальцами сжал переносицу, чтобы успокоиться. «Ох, пусть это будет обычный кошмар…», – сипло произнес Эйден. Ночью им вновь овладел фантом – апехема воспоминания, запечатанного в глубоких чертогах разума. Сакрального, запретного, причиняющего невыносимую боль.
Существовал ключ – «ключ Соломона», – способный выпустить на волю всех демонов, кишащих в нем, как черви в гнилом яблоке. Тот, кто говорил с ним во сне.
Эйден до сих пор ощущал их связь: крепкую, но источенную; словно подхваченные буйным течением, их в одночасье разделила судьба. Почти одиннадцать лет прошло с тех пор, когда им удалось увидеться в последний раз. «Самюэль… когда же вновь мы с тобой встретимся?» – Эйден приподнялся на локтях, направил взор зеленых глаз на небесную гладь: аврора пологом накрыла облака – плывущие над городком Маунтин-Вью – и оплела их золотистыми и розовыми лентами света. Она таила в себе трепетную печаль, навеянную одиночеством, и под музыку тиховейного ветра танцевала на крышах, заглядывала в окна, осыпала поцелуями занавески. Молодой мужчина завороженно наблюдал за восходящим солнцем и не заметил, как невольно отдался во власть отголосков прошлого.
Тело одолевала приятная нега; насладившись еще несколько мгновений объятиями тепла, Эйден неохотно сел на край постели. Простыня скользнула вниз, обнажив тонкие бледные плечи с россыпью веснушек, похожей на пыльцу одуванчиков, комнатная прохлада мягко коснулась груди. Молодой мужчина провел пальцами по растрепанным янтарно-русым волосам, взъерошив их еще больше, широко, протяжно зевнул, привычно протянул руку к винтажной тумбочке из грецкого ореха. Не глядя, нащупал антидепрессанты и литровую бутылку чистой воды, отправил одну желтоватую таблетку в рот, сделал жадный глоток и выдохнул. Нужда в психотропных веществах переросла в зависимость, да и результат от них напоминал эффект плацебо, но на короткий срок все же избавляли от некоторых нежелательных симптомов. Впрочем, антидепрессанты не являлись его личной панацеей.
Невротическая депрессия вывернула его суть наизнанку; он постоянно задыхался, словно некто невидимый сжимал пальцы на горле.
Необъяснимый, гнетущий страх всюду следовал по пятам, как голодный зверь по запаху крови; Эйден видел его отражение в чужих пронзительных глазах на желчных лицах.
Патологическая бессонница, периодическая апатия, неконтролируемые раздражение и гнев… потешались над ним, издевались, явно испытывая наслаждение. Эйден под их влиянием постепенно обратился в безобразный шрам.
Эти уродливые слабости, подобные жутким чудовищам – чудовищам из шкафа, что пугали в детстве, – брали измором, как раненную лань. Одна таблетка – и все чудовища волшебным образом исчезали, обращаясь в пыль, но то – лишь иллюзия. Правда заключалась в том, что они никуда не пропадали, а умело прятались в его собственной тени, выжидали удобного случая, чтобы выползти из убежищ и вновь открыть на него охоту.
Это было их изощренной забавой.
Эйден принял горячий душ, обмотал махровое полотенце вокруг бедер и подошел к зеркалу – его тело идеально подходило для изучения анатомии в медицинском вузе. Можно пересчитать каждое ребрышко; резко выпирали ключицы, подвздошные кости – жалкое зрелище. Раньше он не был таким изможденным, но хронический стресс, ставший второй кожей, сотворили из него нечто богомерзкое. «Богомерзкое», – повторил он уже вслух, с презрением поморщил нос и издал сардонический смешок. Он не столько отвратителен Богу, сколько самому себе. Молодой мужчина привычно ощупал рубец, длиной примерно четыре дюйма, рассекающий грудную клетку – такой обычно остается после кардиологической операции; он не помнил, при каких обстоятельствах его получил. Вряд ли при неудачном падении с лестницы. Взмахнув мокрыми волосами, он вздохнул и поплелся на кухню, чтобы позавтракать яичным тостом и нежирным молоком в стеклянной таре.
Уплетая ломоть яичного тоста и потягивая теплое молоко, Эйден пристально изучал настенный календарь – сегодня четверг, значит, к нему на прием должен прийти Джордж Ли, тот самый, страдающий от компульсивного переедания.
Эйден потратил двадцать пять лет на обучение в Палмере, затем окончил медицинский факультет Стэнфордского университета (получил степень магистра), после чего прошел интернатуру, где получил лицензию врача, а также окончил дополнительное обучение по психотерапии. Он достойно вынес все испытания, так как еще в двенадцать лет твердо решил помогать людям, выбрав профессию психотерапевта. Первым обратился к нему отец, когда тот нуждался в поддержке после трагической смерти Дженнифер, матери их семьи. Иронично, что Эйдену самому не так давно требовалась помощь – пока не стукнуло тридцать три, с ним много времени проводил профессор Ирвинг Киллиган, импозантный мужчина шестидесяти лет со стильной седой бородой и усами в духе «Гарибальди». Став квалифицированным специалистом по психотерапии, Эйден стал полагаться на самого себя, и, как он считал, справлялся со своими проблемами недурно. Впрочем, в моменты слабости, когда одолевает безысходность в самой искаженной форме, он порывается вновь обратиться к профессору, успешно практикующему гештальт-терапию. Профессор Ирвинг с добродушным темпераментом и теплыми успокаивающими руками – словно хороший старый друг… или даже отец. Рядом с ним Эйден чувствует себя в безопасности.
Отредактировано: 22.01.2021